Онлайн книга «9 дней»
— Нервотрепка, Вовку похоронили… Руки, блин, чешутся, экзема опять началась. — Я купила полькортолон. Сейчас же намажь руки. Гена спросил, глядя в сторону: — Ты знала Вовку до того, как мы поженились? У Марины застыло лицо, она отвела со лба рыжеватую прядь и ответила: — Знала. — Насколько близко? — Достаточно близко. Гена стал грызть ноготь. — Вот что, — мягко сказала Марина, — если тебе угодно будить призраки прошлого — ради бога. Но с тем же успехом мы можем поговорить о Саше Смирнове из четвертого отряда. — Не понял. — Он был барабанщиком, а я была беззаветно влюблена в него весь второй сезон пионерского лагеря «Лесная сказка», в июле восемьдесят шестого. Мне было одиннадцать лет. Сразу признаюсь: мы целовались за душевой. — Барабанщик… — Гена помял виски. — Да, глупейший, конечно, разговор. — Это точно. — Почему ты мне не сказала про Вовку? — Когда не сказала? Десять лет назад? — Да когда угодно. — В этом не было надобности. Ни тогда, ни после. Ген, в жизни есть явления, которые не нужно вспоминать. Это могут быть самые светлые явления. Но если ты точно знаешь, что они из прошлой жизни, то их надо раз и навсегда пролистнуть. Если же к этим явлениям возвращаться, если ворошить их, как муравейник, точить над ними слезу — то можно запросто испакостить жизнь нынешнюю. — Это все философия. Твой юный барабанщик — это одно, а любовь с моим другом — совсем другое. — А кто знал, что он твой друг? Мы познакомились в девяносто седьмом, на кафедре у Звадковского, я там писала диплом. А Вовка часто бывал в институте, приятельствовал со Звадковским, тот тогда вел во «Времени и мире» литературный раздел. Я зашла в кабинет к Звадковскому, он нас представил друг другу. Потом Вова явился в лаборантскую: интеллигентный треп, кофеек, то да се… Был хороший, вкусный роман, je ne regretted rien. — А дальше? — Через год роман выдохся. Потом я встретила тебя. Вот и все. Конечно, для меня было сюрпризом то, что вы близкие друзья. Когда ты стал показывать мне фотографии вашей компании и я увидела Вовку в обнимку с тобой на Селигере, мне понадобилось некоторое самообладание. Тысячу раз слышала, что Москва — маленький город, но не думала, что он настолько маленький. Когда ты сделал предложение, то первым делом я в подробностях представила: как Вовка сидит за свадебным столом, как он бывает у нас дома. И весь сопутствующий нерв, и неловкость, и случайные взгляды. Поэтому я пригласила Вовку на совет в Филях. — Куда? — Позвонила и сказала: Вова, надо поговорить. Давай встретимся и все бесстрастно обсудим. Все мины в фарватере, все кочки на болоте — от и до. — А он? — Он сказал: умница, правильно, никому не нужна эта литературщина, давай все обсудим, чтоб никому не навредить. Мы встретились на Речном вокзале, сели на теплоход и часа полтора проговаривали технику безопасности. Постановили, что просто прежде не были знакомы. Без затей — не были знакомы, и все. — Как он вел себя после этого? — Умно и тактично. Через пару месяцев мне уже казалось, что в ЗАГСе на Плющихе я увидела его впервые. — И вы просто прокатились на теплоходе? — Ну да. Посидели в буфете, выпили сухого вина. Через час-полтора сошли в Бухте Радости, Вовка поймал машину, мы вернулись в Москву. Кстати, есть фотография с того теплохода. — Вот даже как, — хрипло сказал Гена. — Нас снял один обалдуй. На нижней палубе гуляла компания, один был совсем на бровях, бродил по теплоходу с «Полароидом» и всех подряд щелкал. — И ты все эти годы ее хранила? — Я про нее забыла. Положила в конверт со школьными фотографиями и забыла. В прошлом году случайно нашла. Марина встала. Гена исподлобья смотрел, как она сдвинула зеркальную створку шкафа и достала из туго набитого черного конверта полароидный снимок. — Вот, смотри, — сказала Марина и протянула глянцевый квадратик. Гена с опаской взял фотографию, посмотрел и длинно выдохнул. За десять лет полароидный снимок выцвел, все на нем было в разных оттенках бежевого, и только в платье Марины еще угадывался красный цвет. Марина с Гаривасом сидели на палубной скамье. * * * Лобода пришел минута в минуту. Когда коротко тренькнул дверной звонок, Гена вздрогнул, а Бравик уронил футляр от очков. Все четверо вышли в прихожую, встали полукругом, Гена открыл дверь. — П-п-привет, — сказал Лобода, — хорошо стоите. «В аэропорту Домодедово д-д-дорогого Леонида Ильича встречал К-к-константин Устинович Черненко с группой т-т-товарищей». — Здравствуй, Саня, — сказал Бравик. Лобода снял куртку и по-отечески, по-полковничьи, сказал: — Ну что, размотали ч-ч-чалму? Хвалю. — Он пожал руку Гене. — Мистер Холмс… — Он шагнул к Никону и пожал руку ему. — Мсье П-п-пуаро… — Лобода пожал руку Худому. — Отец Б-б-браун… — Он взял в обе руки ладонь Бравика и покачал. — Мисс Марпл… — Ладно, Сань, кончай кино, — сказал Никон. Лобода снял ботинки. — Ген, завари чай, пожалуйста, — сказал Бравик. Гена ушел на кухню. — К-к-как вы наткнулись на Вовины файлы? — спросил Лобода, опустившись на диван. — Случайно или к-к-как? — Случайно, — сказал Худой. Он сел к письменному столу и включил настольную лампу. — Бравик смотрел фотографии и нашел снимок, где у меня рак. Потом он нашел закрытую папку. Я ее взломал, и там были запароленные файлы. Лобода достал из кармана сигареты. Гена принес на разделочной доске пять чашек, сахарницу и блюдце с нарезанным лимоном. Потом он принес заварку и чайник. — А г-г-где ты взял пароли? — Напустил прогу декомпиляции. — М-м-молодец. — Рассказывай, — сказал Бравик. — Ты ведь знаешь: что в файлах? — В общих ч-ч-чертах. — Ничего не было, никто ничего не помнит, — сказал Гена. — А ты помнишь. Ведь помнишь? — Я расскажу. — Лобода положил в чашку кружок лимона. — Т-т-только не факт, что вы п-п-поверите. — Ты рассказывай, Сань, а мы послушаем, — сказал Никон. — А не п-п-поверите — и ради б-б-бога. Это неполезное з-з-знание. — Сань, давай к делу, — сказал Гена. — Ты знаешь что-то такое, чего мы не знаем. Рассказывай. — Ну а что знаете в-в-вы? — доброжелательно спросил Лобода. — К-к-каково ваше т-т-толкование? — Смотри, как менты интеллигентно изъясняются, — сказал Гена Бравику. — Учитесь, Киса. |