Онлайн книга «Дьявольский рай. Почти невинна»
|
Такая вся грациозная, «настоящая», без спеси и манерности, присущей красивым женщинам, с улыбкой и взглядом французской киноактрисы. Хотя нет, не французской – скорее смесь Сандры Баллок и Одри Хепберн. Каким именно образом эту веселую красавицу занесло в провинциальную Эбру, я не знаю. Известно лишь то, что красивее нее на побережье никого никогда не было, что она замужем за пятидесятисемилетним Виктором, ялтинским бизнесменом; что он ей изменяет (со слов Шурки-сплетника), что у них есть сын Жерар (не Жора, не Гоша, не Юра, а именно Жерар), который носится как угорелый по санаторным пляжам и в свои шесть лет имеет больше свободы, чем я в свои почти четырнадцать; что она прекрасно образованна и разбирается в истории и философии и, что самое главное – терпеть не может моего Альхена, хотя знакома с ним много лет. Так вот, своим появлением на пляже она тут же вносила приятное волнение в пляжную толпу, и даже мой папаша (боже мой, папаша!) буквально расцветал, завидев ее. И обернувшись мужественным интеллигентом, зазывал к себе на матрас, где мог добрых два часа занимать беседой (а я – валяться в гамаке у Альхена). Но в этот свой приход она лишь коротко поздоровалась с выскочившим на внеплановую прогулку отцом и потом неожиданно подошла ко мне сзади, обняла за плечи (я как раз выигрывала у Таньки партию в «дурака») и, пощекотав своими тонкими длинными пальцами, прошептала: «А ну бросай все, идем поболтаем!» Я растерянно посмотрела на Таньку. Она лишь лукаво подмигнула Анне и, собрав карты, пошла в Гепардовое. – Ну, как ты? – Она была великолепна: в темно-коричневом купальнике под змеиную кожу, с черными волосами, зачесанными в высокий хвост, кончик которого щекотал впадинку на ее смуглой спине. Ее янтарно-карие глаза смеялись. Мы пошли на скамейку у лифта в тридцати метрах от Гепарда. Я тут же стала жаловаться на отцовскую дисциплину. Она с участием кивала, что «это ужасно», и смеялась вместе со мной, когда я рассказывала про зверства с запретами на еду в неположенное время и то, как приходилось воровать хлеб у Цехоцких. – А сестра твоя как? – Не знаю, – удивилась я. – А как Саша, скучает по ней? – Она смешно прогнусавила слово «Саша». – Без понятия. Я с ним не говорила. А вообще он – такая скотина, семью вот разбил. Она надула щеки и закатила глаза: – Ну, какой у тебя пафос! Выговор общественный ему устроим, да? Хотя… – Она подалась вперед, касаясь лицом моего плеча. – Хотя Саша чего-то сам на себя не похож. Возрастная категория не та… – А? – Ну, ему же больше молоденькие нравятся… может, просто ты ему не дала, так он хоть старшую решил… – размышляла она. – Что не дала? – Ничего. А ты с ним вообще разговаривала тет-а-тет? – Ну, вообще-то, да. Он мне говорил какую-то муть… щас… а, что у меня щиколотки неправильные. И для того чтобы их исправить, нужно заниматься то ли онанизмом, то ли анальным сексом. Она засмеялась так громко, что Гепард обернулся. – Ты вообще понимаешь, ведь никакая нормальная женщина на такую лапшу не купится, а всякие неопытные наивные дурочки идут, развесив уши… – И раздвинув ноги… Она снова засмеялась и даже хлопнула себя по коленке: – Ты понимаешь, Адка… нет, но ведь ты девушка умная, ты должна понимать… а ведь такие дикие провинциальные Лолиты слушают его, разинув рот. Он блефует и создает себе образ такого демократичного интеллектуала, но все его знания почерпнуты из пары-тройки паршивых книжонок. Он же совершенно пуст внутри. Знаешь, – она снова была в миллиметре от моего уха, – я просто обалдела… он ведет такую специальную тетрадочку, куда записывает «умные мысли». – Как старшеклассница? – Ага! Меня это просто добило. Мне вообще кажется, что у него есть какой-то страшный комплекс, и он просто самоутверждается за счет этих дурочек. Нет, ну что она в нем нашла? – Кто? – Да сестра твоя… нет, я просто не понимаю, как они соглашаются, как они идут на это? – Ну… он красивый. – Кто?! Он?! – Ну… – Да он же страшный! Адочка, он же похож на лысую обезьяну, на претенциозную лысую обезьяну! – Не знаю… я как-то об этом не задумывалась. Я больше с Таней и Верой общаюсь. – Ой, а Вера?! Единственное хорошее в ней, это то, что она мне тут показала несколько действительно классных упражнений. А вообще ты, дурочка, даже представить не можешь, что у них там творится. И тут я полностью солидарна с твоим папой – нечего тебе возле них крутиться. – Почему? – Она же просто водит к нему девок. Так она его может возле себя придержать и жертвует всем, даже своим ребенком. – Да ну? – Ведь ты сначала думала, что она – его жена, а Танька – дочка? – Конечно, все так думают. – Ну, так вот! Ты что, не понимаешь, что он ими просто прикрывается? С виду такая благопристойная семейка. К ним спокойно отпускают своих дочерей – там кофейку попить, в картишки с малой порезаться, а там уже начинается капитальная обработка. И девчонку потом и «на танцы», и «погулять» отпускают без всяких задних мыслей. – Да вы что… – А они, малолетние дуры, уши развесили… – Ноги раздвинули… – Ага, а с виду все благопристойно. Эх… подожди, ты их еще в полном составе не видела! Тут в конце июля – середине августа такое творится! Ох, и отрываются же они! Там дед у них такой есть, пузатый и похотливый… Слушай, – она снова придвинулась ко мне и взяла за руку, – ты же там все время в карты играешь, у него под самым носом. Пристает? – Ну… не знаю… – Так, так, так… – Она заглянула в мои опущенные глаза. – А ну, выкладывай! – Вообще-то, тогда, в девяносто третьем, он мне такие гадости рассказывал. – А сейчас? – После той истории, мне кажется, он не питает ко мне особой симпатии. – Да брось, он же говорил что-то тебе? – Ну да. Предлагал прямым текстом, нагло так, типа идем, я знаю место в парке. И всякое такое. – А-а-а!.. – Она, смеясь, закрыла рот растопыренной пятерней. – И что? – А ничего. Я, если бы даже и хотела, то меня бы папа не пустил. – А ты хотела? – Нет, конечно! – А что ты ему ответила? – Чтоб отвалил. – А он? – Сказал, что у меня плоскостопие, что колени какие-то неправильные, и это все лечится сексуальной энергией. Она снова громко засмеялась. Папаша, высунувшись из-под пирса, озадаченно и раздраженно посмотрел на меня. Анна весело помахала ему и жестом показала, что мы скоро закончим. |