Книга Иерусалимский ковчег, страница 9 – Александр Арсаньев

В дверь постучали, и в тот же миг мой взгляд невольно остановился на циферблате фарфоровых часов. Подумать только, ведь я и не заметил, как быстро пролетело время!

— К вам можно? — услышал я нежный голос Миры, затем позволил:

— Войдите!

Дверь приоткрылась, и на пороге возникла черноокая ин— дианка.

Выглядела она обворожительно: короткий глухой жакет из темно-синего бархата в обтяжку, с длинными, узкими рукавами, окаймленными кружевными манжетами, выигрышно подчеркивал изгибы ее фигуры, в глубоком вырезе с высоким гофрированным воротником виднелись смуглые прелести дочери диких джунглей, нитка розового жемчуга украшала лебединую шею. Волосы Миры были убраны кверху, разделены побором и распущены вдоль висков по плечам длинными локонами, перехваченными местами такими же нитками жемчуга, что и на шее. Перкалевая юбка, пышно украшенная блондами, покачивалась в такт изящным шажкам. Я не встречал еще ни одной женщины, умеющей столь грациозно ходить. Левое запястье индианки было стянуто узкой бархатной лентой в виде браслета с миниатюрным замком из чистого золота. На браслете сверкал прозрачный большой сапфир, в прошлом гордость самой Калькутты.

Ручками в шелковых перчатках Мира сжимала вязаную су— мочку.

Мне невольно подумалось, что не зря меня в столичном свете величают любителем экзотов. Есть на то особенная причина!

— Яков Андреевич, вы еще не готовы? — ужаснулась она, как только увидела мой халат.

Я едва не хлопнул себя по лбу, потому как позабыл о званом обеде. Ничего не скажешь, хорош сыщик!

— Я мигом, — пообещал я ей, и она послушно вернулась в холл, дожидаться, пока я выйду. Мне пришлось наспех переодеться в длинные панталоны до щиколоток, ослепительно белую рубашку с крахмальным воротником, который неприятно кололся, впиваясь в подбородок, повязать вокруг шеи батистовый галстук бантом, обрядиться в короткий жилет из пике цветочками с двумя рядами серебряных пуговиц, а потом и во фрак с завышенной талией. Пришлось набросить поверх него и походный серый сюртук.

Кто ее знает, эту Аксакову, по каким критериям она судит о людях! Пожалуй, уж лучше перестараться с выбором одежды, но даме понравиться, чем натолкнуться затем на непонимание и глухую стену молчания замкнувшейся чопорной особы. Кому как не вашему покорному слуге знать, какие шутки с нами может сыграть симпатия!

Кинрю навязывался с нами к «невесте», но я напрочь отказался везти его с нами к Аксаковой. Довольно с нее экзотики, а то еще разговаривать не захочет! Свой отказ я пообещал японцу компенсировать поездкой в Английский клуб. Он проворчал что-то о европейской неблагодарности, но все же смирился и проглотил обиду из нежелания спорить, а может, потому что просто вспомнил о том, что его сила — невозмутимость!

Мира в нетерпении расхаживала по дому, размахивая из стороны в сторону ридикюлем, когда я приказал закладывать лошадей. Мой кучер, вытребованный из имения, высокий статный мужик в поярке, с окладистой кучерявой бородой, помчался готовить карету к вояжу.

Я взял Миру под руку и вывел ее на улицу. Это ее так развеселило, что она едва не задохнулась от смеха.

— Будто кисейную барышню, — объяснила она.

В экипаже я забросал мою спутницу вопросами, напрямую касающимися ее подруги, и выяснил кое-что интересное!

— Сколько лет нашей Анечке? — осведомился я, как только лошади тронулись с места.

— Летом девятнадцать исполнилось, — сообщила Мира, играя браслетом.

— Серьезный возраст, — заметил я.

— Напрасно иронизируете, Яков Андреевич, — сказала Мира с видом оракула. — Анна Александровна — не по годам разумная девушка.

— Что ты имеешь в виду? — поинтересовался я.

Мира пожала плечами, словно дивясь моему непониманию:

— В омут с головой не бросается, — растолковала она.

— Вот оно что, — ответил я. — Так речь всего-навсего идет о несостоявшейся помолвке!

— Всего-навсего, — подтвердила индианка. — Но, я думаю, вы должны понимать, что это ее во многом характеризует, — с данным выводом мне трудно было не согласиться. — Она практична, умна и может за себя постоять, — продолжала Мира, потом задумалась на мгновение, а затем добавила:

— Все свои решения Аня принимает самостоятельно, так что, я думаю, вам с ней придется нелегко!

Индианка сочувственно на меня взглянула, а потом тяжело вздохнула. Теперь я понял, что она согласилась представить меня Аксаковой только из чувства привязанности ко мне, рискуя потерять недавно завязавшееся знакомство.

— Она в самом деле богата? Или это только слухи? — осведомился я.

— Не знаю, — честно призналась Мира. — Доподлинно мне известно только то, что в приданое ей достались пензенские имения, на которые и соблазнился ваш подопечный, то есть… покойный, — поправилась она.

— Анна им увлеклась?

— Пожалуй, — сказала Мира. — Но я не уверена, — развела она руками. — Как я и говорила, Аксакова — особа весьма практичная, я бы сказала — меркантильная, — добавила она. — Если хотите, Яков Андреевич, — глаза ее игриво блеснули, — могу вам на нее погадать!

Я до поры до времени отказался от этого любезного предложения.

— Кстати, — вдруг вспомнила Мира, лицо ее сделалось серьезным и, пожалуй, даже взволнованным. — Анна как-то говорила мне, что ей знакома ваша фамилия!

Приятно было осознавать, что столь очаровательные барышни обсуждали мою персону.

— У меня известное имя, — успокоил я Миру. — Так что в этом нет ничего удивительного!

Однако я не был так уж уверен на этот счет, совпадения и случайности мне всегда не нравились. Я полагал, что Строганов вряд ли стал бы упоминать обо мне в разговоре с невестой. В конце концов он был хотя и новообращенным, но масоном и должен был уметь держать язык за зубами.

Анна Александровна Аксакова проживала на Сергиевской улице совместно с двумя престарелыми тетками, одна из которых звалась Пульхерией, нюхала табак и молодилась, а другая — Авророй, которая, напротив, все время изображала из себя умирающую и брала на себя труд учить всех и каждого, рассыпая советы направо и налево. Этой суровой менторше, которую, как говорили в свете, побаивался и стар и млад, умела противостоять одна только ее своенравная племянница. Но тетка ее любила и порою даже с ней соглашалась, а после расторжения помолвки со Строгановым зауважала Анюту еще сильнее.

Экипаж остановился у парадного подъезда двухэтажного белокаменного дома с колоннами. Я помог своей даме выбраться из кареты и направился прямиком к особняку, дернул ручку звонка, и дверь незамедлительно отворилась. Лакей оглядел нас с Мирой зоркими глазами с головы до пят, на мгновение его взгляд задержался на моей спутнице, затем скользнул по моим сапогам с узкими голенищами и остановился на экипаже. Оценив все увиденное, он отнесся к нам как к настоящим аристократам. Из чего я заключил, что лакею не откажешь в здравом уме.