Книга Рождественский подарок, страница 23 – Александр Арсаньев

– Яков Андреевич, несчастье, – встревоженно проговорила она.

Сердце мое упало, почувствовав неладное.

– Что произошло? – спросил я, стараясь казаться спокойным.

– Мира, – ответила девушка.

– Что с ней? – воскликнул я. – Она жива?

– Да! – ответила Грушенька. – Да не пугайтесь вы так!

Индианка ваша даже здорова, только вот…

– Что только? – я спрятал тетрадь, заметив, что девушка с интересом уставилась на нее.

– Ее Лаврентий Филиппович допрашивает, – промолвила Грушенька растерянно.

– Как это допрашивает? – не понял я.

– Обыкновенно, – пожала плечами Грушенька. – В гостиной!

– Да объяснишь ты мне толком, что происходит, или нет? – взорвался я.

– Тише, тише! – замахала руками Грушенька. – Так и удар случиться может! – заключила она. – Григорий рассказал барыне, что видел, как госпожа Мира выходила из комнаты брахманов…

– Мира? Из комнаты брахманов?.. – не поверил я. – Но как она могла пройти к ним?

– Не знаю, – Грушенька опустила глаза. – Но Ольга Павловна потребовала от Лаврентия Филипповича, чтобы он непременно провел расследование.

– Не удивительно! – воскликнул я. – И все-таки все это очень странно!

– Но индианка и не отказывается, что была у них, – пожала плечами Грушенька. – А я-то так надеялась, что… – девушка осеклась на полуслове. – Да что же мы стоим-то?! – воскликнула она. – Ее же надо спасать!

– И то верно, – ответил я.

В гостиной козырем расхаживал Лаврентий Филиппович.

– Итак, – спрашивал он, – как вы, сударыня, проникли в комнату наших подозреваемых?

Ошеломленная Мира сидела на маленьком столике у стены и щурилась, потому как блики от огня, который горел в камине, падали ей в лицо.

– Это не имеет значения, – ответила Мира. – Я не сделала ничего плохого, впрочем, так же, как и они…

– Это уж позвольте решать нам самим, сударыня, – широко улыбнулся Лаврентий Филиппович. Его рыжие ресницы подрагивали. Он испытывал удовольствие, словно кот, играющий с загнанной в угол мышью.

– Человеческое жертвоприношение эта особа считает невинной шалостью! – зло хмыкнула Ольга Павловна. – Побойтесь Бога, сударыня! – призвала она мою протеже.

Сысоев молча стоял, прислонившись к стене, словно статуя.

Гродецкий курил свою трубку, а Колганов бросал сочувственные взгляды на индианку. Англичанки в комнате не было. Зато отец Макарий вкупе с Медведевым призывал мою Миру сказать всю правду и, наконец-то, раскаяться в содеянном.

– Мне не в чем каяться, – сказала Мира, устремив на священника взгляд своих честных, солнечных глаз. – Я никого не убивала и вообще никогда не преступала закон!

– Тогда, сударыня, – вкрадчиво произнес Медведев, – вы, может быть, знаете, кто это сделал?!

– Мира не может знать, кто это сделал! – вмешался я.

– Яков Андреевич? – Медведев заметил меня только сейчас.

– Я не сомневался, что вы встанете на защиту вашей… – он умолк, подыскивая подходящее слово.

– Содержанки, – с ненавистью в голосе прошептала княгиня Ольга Павловна.

– Э-э… экономки, – нашелся Лаврентий Филиппович, кивнув на Миру, которая, словно оцепенела от всех этих взглядов, на нее устремленных. – Но это – дело полиции!

– Вы забываетесь, – сказал я сквозь зубы.

Лаврентий Филиппович заколебался, ему было известно, что в ордене «Золотого скипетра» я был посвящен не в самую низшую из степеней и потому обладал некоторою властью…

– Но, Яков Андреевич, – он сбавил тон, – дело ведь идет о ритуальном убийстве… О человеческом жертвоприношении! Вы понимаете?

– Мира не имеет к этому никакого отношения! – настаивал я.

– А кто же тогда имеет? – нервно спросила вдова.

– Это еще предстоит выяснить, – ответил я.

– А по какому праву, Яков Андреевич, вы вообще здесь распоряжаетесь? – Ольга Павловна взволнованно теребила платок, карие глаза ее метали громы и молнии.

– Яков Андреевич Кольцов – человек весьма сведущий в полицейских вопросах, – неожиданно вступился за меня Лаврентий Филиппович.

– В самом деле? – спросила растерянная вдова. – Никогда бы не подумала! – откровенно заявила она.

Я невольно посочувствовал покойному Николаю Николаевичу. И как он мог прожить с такой женщиной столько лет?! Насколько мне было известно, жили Титовы душа в душу. Мне пришлось все-таки признать, что ложа в которой я состоял, так и не открыла мне всех тайников человеческого сердца!

– Сударыня, – снова обратился Лаврентий Филиппович к индианке, – но вы так и не объяснили нам, что же вам понадобилось от Мадхавы с Агастьей?

– Я хотела повидать земляков, – невозмутимо ответила Мира.

– Повидали? – с усмешкой спросил Гродецкий, выпуская новую струю дыма изо рта.

– Да, – кивнула индианка, – мы даже успели поговорить…

– О чем же? – осведомился Медведев.

– Об Индии, разумеется, – пожала плечами Мира.

– Убийцы! – воскликнула Ольга Павловна и горько расплакалась.

– Но это неправда! – воскликнула Мира. – Они даже и не брахманы! Они не имеют никакого отношения к ритуалу и даже толком не знают о нем! – продолжала она защищать своих земляков. Мне подумалось, что в доказательство своей правоты индианка без сомнений распростерла бы ладонь над огнем.

– Ложь! – причитала княгиня. – Все – ложь!

Грушенька вернулась из будуара княгини с нюхательными солями. С виноватым видом она принялась хлопотать над хозяйкой. В этот момент я понял, что Грушенька сама и дала моей Мире ключи.

– Ольга Павловна, успокойтесь, пожалуйста, – попросил я, как можно мягче, но княгиня Титова не стала внимать моим мольбам и разрыдалась еще сильнее.

– Грушенька, – княгиня вдруг успокоилась, – а не ты ли дала индианке ключи? – похоже, ее озарила та же догадка, что и меня. Она устремила пристальный взгляд на свою экономку, которая едва не лишилась от страха чувств.

– Я не… – пролепетала она.

– Так ты давала ей ключ или нет? – грозно вопрошала княгиня.

– Оставьте в покое девушку! – взмолилась Мира.

Ольга Павловна встряхнула экономку за плечи.

– Давала или нет? – повторила она.

– Charmante, – усмехнулся Гродецкий и громко зааплодировал.

Сцена сделалась окончательно неприличной.

– Давала, – выдавила из себя Грушенька и вся залилась румянцем.

– Да я тебя!.. – Ольга Павловна замахнулась, но в последний момент спрятала руку за спиной. – Да я тебя в скотницы… Из барского-то дома! – проговорила она, часто и тяжело дыша. – Вон отсюда! – приказала княгиня.