Книга Жестокое и странное, страница 48 – Патрисия Корнуэлл

– Однако тот, кто проник, не мог об этом знать.

– Естественно, – подтвердила я.

– А протокол вскрытия Ронни Уоддела, Кей? Когда проникли в твой каталог, протокол был в компьютере?

– По идее, да. Его казнили в понедельник, тринадцатого декабря. А в компьютер влезли под вечер в четверг, шестнадцатого, когда я проводила вскрытие Эдди Хита, и Сьюзан находилась наверху в моем офисе, якобы приходя в себя на диванчике после пролитого формалина.

– Потрясающе. – Он нахмурился. – Предположим, в твой каталог проникла Сьюзан, но на что ей протокол вскрытия Уоддела, если все это так? Она же была на вскрытии. Что она могла бы прочесть в твоем протоколе, о чем бы ей не было известно?

– Ума не приложу.

– Хорошо, давай поставим вопрос так: что, имеющее отношение к вскрытию, могло бы оказаться для нее неизвестным, несмотря на ее присутствие там в тот вечер, когда его тело привезли в морг? Или лучше сказать просто «тело», поскольку мы уже не можем утверждать, что это был Уоддел, – мрачно добавил он.

– У нее не было доступа к результатам лабораторных исследований, – сказала я. – Однако к тому времени, когда в мой каталог кто-то проник, лабораторные исследования еще не были закончены. На некоторые анализы уходят недели.

– И Сьюзан об этом знала.

– Разумеется.

– Как и твой администратор.

– Конечно.

– Должно быть что-то еще, – сказал он. И было. Но когда это пришло в голову, я не придала ему большого значения.

– Уоддел – или кто бы там ни был этот заключенный – положил себе в задний карман джинсов нечто такое, что просил захоронить вместе с ним. Филдинг, по идее, не открывал этого конверта, пока не ушел со всей писаниной к себе в офис после вскрытия.

– Значит, Сьюзан не могла знать, что было в конверте, тем вечером в морге? – с интересом уточнил Уэсли.

– Совершенно верно. Не могла.

– А в этом конверте было что-нибудь существенное?

– Ничего, кроме нескольких квитанций об оплате.

Уэсли нахмурился.

– Квитанций? – повторил он. – Да на что же они ему? У тебя они сейчас с собой?

– Они в его деле. – Я вытащила фотокопии. – Везде одно и то же число, тридцатое ноября.

– То есть приблизительно в то время, когда Уоддела переводили из Мекленбурга в Ричмонд.

– Совершенно точно. Его перевели за пятнадцать дней до казни, – подтвердила я.

– Нам надо проверить коды на этих квитанциях, посмотрим, что где находится. Это может оказаться важным. Весьма важным, в свете последних событий.

– Имеется в виду, что Уоддел жив?

– Да. Что каким-то образом произошла подмена, и его выпустили. Возможно, тот, кто отправился на электрический стул, хотел, чтобы после смерти эти квитанции обнаружили у него в кармане, потому что он пытался нам что-то сообщить.

– Но откуда он их взял?

– Вероятно, это как-то случилось во время переезда из Мекленбурга в Ричмонд – самый подходящий момент для какого-нибудь финта, – ответил Уэсли. – Может быть, перевозили двоих – Уоддела и еще кого-нибудь.

– Ты имеешь в виду, что они где-то останавливались поесть?

– Охрана не должна делать никаких остановок во время перевозки приговоренных к смертной казни. Но в случае какого-нибудь сговора все, что угодно, могло произойти. Возможно, они остановились, чтобы заказать себе еду, и в этот момент Уоддела освободили. А другого заключенного привезли в Ричмонд и посадили в камеру Уоддела. Подумай-ка. Каким образом охрана или кто-нибудь еще на Спринг-стрит догадается, что привезенный заключенный не Уоддел?

– Возможно, он и пытался что-то сказать, но это же не значит, что его послушали.

– Думаю, его не стали бы слушать.

– А мать Уоддела? – спросила я. – Предполагалось, что она должна была встретиться с ним за несколько часов до казни. Уж она-то поняла бы, что перед ней не ее сын.

– Нам надо удостовериться в том, что такое свидание состоялось. Однако в любом случае миссис Уоддел было бы выгодно подыграть. Не думаю, что она хотела бы смерти своего сына.

– Значит, ты убежден, что казнили другого человека, – неохотно произнесла я, потому что мне бы больше хотелось, чтобы некоторые соображения сейчас опроверглись.

Вместо ответа он открыл конверт с фотографиями Робин Нейсмит и вытащил оттуда толстую пачку цветных снимков, которые неизменно шокировали меня, сколько бы раз я на них ни смотрела. Он медленно пролистал иллюстрированную историю ее жуткой смерти.

Затем он сказал:

– Уоддел не совсем вписывается в картину рассматриваемых нами трех убийств.

– О чем ты, Бентон? После десяти лет, проведенных в тюрьме, его личность изменилась?

– Все, что я могу тебе сказать, это то, что, как я слышал, убийцы, совершающие продуманные убийства, начинают декомпенсироваться, срываться. Они начинают допускать ошибки. Например, Банди. В конце он совсем обезумел. Однако трудно вспомнить примеры, когда с дезорганизованной личностью происходило бы обратное – психопат становился бы методичным, расчетливым, то есть организованным.

Когда Уэсли приводил в пример Банди и других «известных личностей», он делал это настолько теоретически отвлеченно, словно его выводы были сформулированы на основании каких-то случайных источников. Он не бравировал. Не сыпал именами и не увлекался ролью того, кто знал этих преступников лично. Его манера держаться при этом была нарочито обманчива.

На самом деле он провел долгие часы, беседуя один на один с персонажами типа Теодора Банди, Дейвида Берковича, Сирхан-Сирхана, Ричарда Спека и Чарлза Мэнсона, помимо «звезд» меньшей величины, каждая из которых по-своему омрачила жизнь на зем-ле. Я помню, как Марино однажды рассказывал мне, что когда Уэсли возвращался из своих походов в сверхохраняемые тюрьмы, он порой выглядел бледным и обессиленным. Он почти физически заболевал, вбирая в себя нечто ядовитое, исходившее от этих людей и ощущая неизбежно устанавливавшиеся между ними связи. Некоторые жутчайшие садисты недавних лет регулярно писали ему письма, присылали рождественские открытки и справлялись о его семье. Неудивительно, что Уэсли казался человеком, чем-то сильно отягощенным и частенько молчаливым. В обмен на получение информации он делал то, чего ни один из нас не захотел бы делать. Он позволял монстру входить с ним в контакт.

– Было ли установлено, что Уоддел психически ненормальный? – спросила я.

– Было установлено, что он убивал Робин Нейсмит, находясь в здравом уме. – Уэсли вытащил фотографию и подтолкнул ее мне через столик. – Но я, честно говоря, так не думаю.

Это была та фотография, которая произвела на меня самое сильное впечатление, и, разглядывая ее, я не могла представить себя на месте того человека, который, ничего не подозревая, пришел и увидел перед собой всю эту сцену.