Онлайн книга «Реестр убийцы»
В своих ранних письмах Сэндмен рассказывал, что подвергать голых пленников пытке водой — в Ираке обычное дело. Их бьют, унижают, заставляют испражняться друг на друга. «Ты делаешь то, что должен», — писал он. Через какое-то время это становится нормальным, и он сам был не прочь порой щелкнуть фотоаппаратом. Так было, пока он не сделал то самое, то, о чем не рассказал ей, и она убеждена — именно с этого началась его трансформация в монстра. Если, конечно, он совершил немыслимое. А если это хитрость, то он чудовище, потому что обошелся с ней так! Доктор Селф всматривается в изображение, пытаясь отыскать признаки подделки, уменьшает его и увеличивает, поворачивает, вглядывается. Нет, нет, нет, снова и снова убеждает она себя. Конечно, это ненастоящее. А если да? Мозг работает вовсю, но мысли ходят по кругу. Если ее признают ответственной за случившееся, карьере на телевидении придет конец. О шоу придется забыть. По крайней мере на время. Миллионы поклонников скажут, что виновата она, что она должна была предвидеть, что не следовало обсуждать Дрю в переписке с анонимным пациентом. Тот называл себя Сэндменом и говорил, что видел Дрю по телевизору, что она показалась ему милой, но невыносимо изолированной девушкой и что он обязательно познакомится с ней, и тогда она полюбит его, и ей уже никогда больше не будет больно. Если общественность узнает, повторится то, что уже случилось во Флориде, только в худшем варианте. Снова несправедливое обвинение. «Я видел Дрю в вашем шоу и почувствовал, как невыносимо ее страдание, — писал Сэндмен. — Она еще спасибо мне скажет». Доктор Селф смотрит на изображение на мониторе. Ее распнут за то, что не позвонила в полицию сразу же после того, как получила письмо девять дней назад, и никто не примет объяснения, вполне, кстати, логичного: если то, что прислал Сэндмен, не фальшивка, то предпринимать что-то было уже поздно; если же сообщение всего лишь выходка извращенца, то зачем распространяться о нем, вкладывая тем самым вредную мысль в чей-то больной ум? Мысли ее обращаются к Марино. К Бентону. К Скарпетте. Черный костюм в широкую голубую полоску и голубая блузка в тон, отчего ее глаза кажутся еще голубее. Светлые волосы коротко пострижены, минимальный макияж. Эффектная, сильная женщина. Сидит на свидетельской скамье с прямой спиной, но непринужденно, держится уверенно, и присяжные слушают ее ответы и объяснения как завороженные. В свои записи она не смотрит. — Но разве не правда, что практически все случаи с повешенными являются самоубийствами, а раз так, то не логично ли предположить, что она все же покончила с собой? Один из адвокатов доктора Селф расхаживает по залу суда. Сама доктор Селф уже закончила давать показания, однако осталась в зале. Посмотреть, что будет дальше. Посмотреть на нее, Скарпетту. Подождать, пока та оговорится или допустит ошибку. — Согласно статистике, большинство случаев с повешенными в наше время — насколько нам известно — действительно являются самоубийствами. Отвечая на вопрос, Скарпетта смотрит на присяжных, а не на адвоката, словно разговаривает с ним по интеркому из какого-то другого помещения. — Насколько нам известно? Не хотите ли вы сказать, миссис Скарпетта… — Доктор Скарпетта. — Улыбка присяжным. И они тоже улыбаются ей, явно очарованные и покоренные. Она же тем временем умело подрывает доверие к показаниям доктора Селф, внушает сомнения в ее благопристойности, но никто даже не понимает, что это все манипуляции и ложь. Ложь и обман. Убийство, а не самоубийство. Доктора Селф косвенно обвиняют в убийстве! Но она же ни при чем! Откуда ей было знать, что этих людей убьют? И факт их внезапного исчезновения из дому вовсе не означал, что с ними обязательно что-то случилось. И когда Скарпетта после обнаружения пузырька из-под лекарств, на этикетке которого значилось имя прописавшего их врача, доктора Селф, обрушила на нее град вопросов, она воспользовалась правом отказаться обсуждать своего пациента, пусть даже и бывшего. Откуда ей было знать, что все закончится смертью? Смертью ужасной, чудовищной. Вины Селф в случившемся не было. Иначе ее судили бы по уголовному обвинению, а не из-за обращения жадных родственников. Нет, ее вины в случившемся не было, и Скарпетта намеренно ввела присяжных в заблуждение. Перед глазами сцена того заседания. — То есть вы хотите сказать, что не можете определить, имеем ли мы дело с убийством или самоубийством через повешение? Адвокат доктора Селф повышает голос: — Не можем при отсутствии свидетелей или обстоятельств, проясняющих, что произошло в действительности. — Каких, например? — Таких, которые указывали бы, что жертва не могла сделать это самостоятельно. — Точнее? — Например, когда жертва была обнаружена висящей на высоком столбе у парковочной стоянки и без лестницы. — Вы ссылаетесь на реальный случай или сами только что это придумали? — язвительно спрашивает адвокат. — Тысяча девятьсот шестьдесят второй год. Линчевание в Бирмингеме, штат Алабама, — отвечает Скарпетта перед присяжными, семь из которых чернокожие. Доктор Селф убирает изображение с монитора. Потом снимает трубку телефона и набирает номер офиса Бентона Уэсли. Отвечает незнакомый женский голос, и чутье моментально подсказывает доктору Селф, что на том конце провода молодая, скорее всего излишне самоуверенная и переоценивающая свои способности женщина, вероятно, из богатой семьи, взятая сюда на работу в виде одолжения и служащая для Бентона источником постоянного раздражения. — Доктор Селф? — спрашивает женщина, как будто она не знает, кто такая доктор Селф, когда весь мир это знает. — Надеюсь, доктор Уэсли наконец-то вернулся, — говорит доктор Селф. — Он ждет моего звонка. — Его не будет до одиннадцати. — Как будто имя Селф ничего для нее не значит. — Позвольте узнать, по какому поводу вы звоните? — Конечно. А кто вы? Мы, кажется, не знакомы. Когда я звонила в прошлый раз, голос был другой. — Ее здесь больше нет. — А вас как зовут? — Джеки Майнор. Я его новый научный ассистент. Тон снисходительный и важный. А ведь докторской степени скорее всего нет. И может быть, никогда и не будет. — Большое спасибо, Джеки, — ласково воркует доктор Селф. — Я так полагаю, что раз уж вы взялись за эту работу, то наверняка будете помогать ему в исследованиях. Как это… ДА. Дорсолатеральная активация. — ДА? — В голосе ассистентки звучит удивление. — Кто это так называет? — Кто? Да вы сами. Только что. Мне и в голову не приходило. А вы остроумная, сразу подметили. Был такой поэт… Постараюсь процитировать… «Остроумие есть гений восприятия и метафора выражения». Или что-то вроде этого. Кажется, Александр Поп. Что ж, мы еще встретимся, Джеки. Надеюсь, очень скоро. Я, знаете ли, тоже часть проекта. Того самого. |