Книга Каждый твой взгляд, страница 4 – Шерри Томас

— Значит, если бы я вас сейчас поцеловал, то ощутил бы вкус грушевого кекса?

Этот человек умел завести в тупик любой разговор.

— Несомненно. Но поскольку ваши губы никогда не коснутся моих, предположение остается спорным, милорд.

Гастингс посмотрел на собеседницу с нескрываемым недоверием.

— Вам, должно быть, известно, что я имею честь быть одним из ближайших друзей графа Фицхью, вашего брата?

Этой дружбы Хелена никогда не понимала.

— И что же дальше?

— А дальше вот что: пребывая в данном качестве, считаю себя обязанным незамедлительно предупредить Фица о вашем недостойном поведении.

Хелена воинственно подняла подбородок.

— Недостойное поведение? Значит, так теперь называется небольшой набег на кладовку?

— Позвольте переиначить вопрос: значит, теперь кладовкой называется постель мистера Мартина?

— Не понимаю, о чем вы.

— Прикажете использовать научные термины?

О да! Мерзкий насмешник с удовольствием бы это сделал. Но поскольку Хелена никак не могла позволить ему получить это удовольствие с ее помощью, то твердо заявила:

— Мы с мистером Мартином давние друзья, а теперь еще и коллеги. Это единственное, что нас связывает.

— Мы с вами тоже давние друзья, однако…

— Мы с вами давние знакомые, Гастингс.

— Что ж, отлично. Мы давние друзья с вашей сестрой, однако Венеция никогда не проводила время в моей комнате. Одна. Ночью.

— Я всего лишь спустилась в кладовку за кексом!

Дэвид покачал головой.

— А я собственными глазами видел, как без двадцати час вы вошли в комнату мистера Мартина. И когда двадцать минут назад я покинул наблюдательный пост, вы все еще оставались там. Да, кстати: то же самое случилось и прошлой, и позапрошлой ночью. Вы можете обвинять меня во многом, что, несомненно, и сделаете, но только не в безосновательных выводах. По крайней мере, в данном случае.

Хелена похолодела. Коварство Гастингса она явно недооценила. Виконт казался таким же легкомысленным и несерьезным, как всегда. Трудно было предположить, что этот погруженный в себя человек способен догадаться о тайных ночных похождениях.

— Чего же вы хотите, милорд?

— Хочу вернуть вас на путь добродетели, дорогая мисс Фицхью. Понимаю, что в идеальном мире мистер Мартин должен принадлежать вам. Понимаю также, что его жена неустанно молится о том, чтобы благоверный завел любовницу — ведь тогда и она сможет сделать то же самое. Но если ваши отношения перестанут быть тайной, ни одно из этих соображений не будет иметь сколько-нибудь существенного значения. Именно поэтому считаю своим моральным долгом выехать с первыми лучами солнца, чтобы сообщить вашим родственникам и моим близким, дорогим друзьям о том, что их любимая сестра опаснейшим образом рискует и своим добрым именем, и репутацией семьи.

Хелена закатила глаза.

— Зачем вам все это, Гастингс?

Виконт театрально вздохнул.

— Подобная трактовка глубоко меня ранит. Почему в любом поступке вы ищете низменные мотивы?

— Потому что они всегда присутствуют. Что я должна сделать, чтобы вы молчали?

— Молчание невозможно. Не существует такой цены, за которую я согласился бы утаить чреватый роковыми последствиями факт.

— Отказываюсь верить, что вас нельзя подкупить.

— Ах, Господи, что за непреклонная убежденность в моей продажности! До чего же жаль вас разочаровывать!

— Если так, не разочаровывайте. Назовите цену.

Аристократический титул Дэвида был совсем новым: он считался всего лишь вторым виконтом Гастингсом, после дядюшки. Семейная казна не нуждалась в пополнении, так что о фунтах стерлингов не стоило и думать.

— Если я промолчу, Фиц страшно на меня обидится.

— Если вы промолчите, брат попросту ничего не узнает.

— Ошибаетесь. Граф Фицхью чрезвычайно умен и необыкновенно проницателен во всем, что не касается его собственной супруги. Рано или поздно ему непременно станет все известно.

— Но разве вы не из тех людей, кто живет сегодняшним днем?

Дэвид недоуменно поднял бровь.

— Надеюсь, данное высказывание не означает, что кто-то считает меня пустым болваном, начисто лишенным способности думать о будущем?

Хелена не потрудилась ответить на вопрос.

— Уже почти утро. Скоро придут слуги, чтобы разжечь камин. Не хочу, чтобы вас застали в моей комнате.

— Если это произойдет, я по крайней мере имею возможность жениться на вас и тем самым спасти репутацию. А мистер Мартин не способен даже на такую малость.

— Беспредметный разговор. Скажите, чего вы хотите за молчание, и немедленно уходите прочь.

Виконт многозначительно улыбнулся.

— Вам отлично известно, чего я хочу.

— О, только не говорите, что все еще мечтаете меня поцеловать! Кажется, я уже не раз недвусмысленно выражала свое отношение к этим жалким потугам.

— Вовсе я не собираюсь вас целовать! Но вот вам придется поцеловать меня.

Целовать Гастингса? Подобной бесцеремонности Хелена не ожидала даже от него.

— Вижу, мисс Фицхью, вы надеялись стоять неподвижно, сравнивая себя с христианскими мучениками, брошенными на арену Колизея на растерзание львам. Но, как вы не устаете повторять, мне свойственны грубые, низменные вкусы. Поэтому вам предстоит исполнить роль льва, ну а мне… мне остается изобразить мученика. Хочется верить, что хищник окажется невероятно голодным и агрессивным.

— Будь я львом, сочла бы вас тухлой рыбешкой, не пригодной в пищу царю зверей — особенно после того, как отведала плоти самой нежной газели во всей саванне. Надеюсь, сможете простить, если поцелуй окажется недостаточно пылким.

— Напрасные надежды. Не собираюсь прощать ни малейшей халатности. Выбирайте: или вы демонстрируете должное рвение, или рано утром я сажусь в поезд и отбываю на юг нашего благословенного острова.

— А вас удовлетворит удачная имитация?

— Вполне. Покажите свое мастерство — и о мистере Мартине никто не узнает.

— Даете слово?

— Нет, это вы дайте слово, что поцелуй превзойдет те, которыми вы только что осчастливили своего давнего друга и коллегу.

— Вы извращенец, Гастингс.

Виконт снова улыбнулся.

— В таком случае вы как раз способны в полной мере оценить мои достоинства, даже если сами об этом не подозреваете. Итак, слушайте: вам предстоит схватить меня за плечи, прижать к стене, засунуть ладони под сюртук…

— Мне сейчас станет плохо.