Книга Колдунья, страница 44 – Сьюзен Флетчер

Я слушала его и думала о раздражительности Иэна, когда он говорил со мной, и об остром взгляде его лисьих глаз. Я сказала:

— Я благодарна Иэну. Я позабочусь об этих курах.

Он покачал головой, отпил из чашки. Потом сказал:

— Это Аласдер принес их. Я в порядке?

Я отложила травы и пообещала, что вернусь через неделю и вытащу нитки. Он выпрямился в кресле — он был выше, чем я, даже когда сидел.

— Ты вернешься скорее, — сказал он. — Ты будешь есть здесь. Пить. Я хочу знать больше о моей английской травнице — о том, что ей известно. Ты вернешься скорее.

Я попятилась, хмыкая, как неуверенный в себе ребенок.

— Я не прошу, — буркнул он.

Я думала: «Будь сильной, будь дикой». Потому что не ведала иного пути. Я всегда стремилась в безлюдные места и поэтому знала, какими они бывают, и приходила туда, где сама природа успокаивала меня — воздух, стремительная вода. Я неподвижно сидела на хрупком мокром снегу и чувствовала, как опускаются его хлопья. Думала: «Он оставил свой дом, оставил свою жену».

«Ты создана для спокойных мест, Корраг, не для людей. Помни это».

Я брела к своей хижине, а ветер гнал по снегу коричневые перья. Я остановилась. Они медленно скользили, и я подумала: «Это от моих кур», потому что они были такими же коричневыми и мягкими. Я опустилась на колени, сжала перо в руке. И поняла, что Аласдер тоже шел здесь.

Я заботилась об этих курах, да. Они были спокойного нрава. Подолгу смотрели на меня, склонив голову набок. Несли крупные яйца с бежевой скорлупой.

По вечерам я клала им чуточку зерна. Однажды я наблюдала, как они клюют и вытягивают крылья, и думала: «Зерно…» У меня его было чуть-чуть. Я собирала семечки всю осень, и куры с удовольствием ели. Но этого хватит ненадолго. У меня вообще мало запасов — только травы, но они для лечения, а не для еды. Несколько копченых рыбин под крышей, да еще грибы. Немного ягод. Я не беспокоилась о себе, потому что могу прекрасно жить, довольствуясь малым, но эти куры были даром. И я не хотела, чтобы они голодали.

— Я позабочусь о вас, — сказала я им.

Разговаривая с курами, я ничего не слышала и думала лишь о них. Пахло торфяным дымом и травами — но внезапно налетел другой запах. Его будто бы принес порыв ветра. Я вздрогнула, и куры тоже.

Я подумала: «Гниль».

Вонь гниющего растения или даже мяса, в котором копошатся черви.

Я повернулась к двери, — наверное, какое-то животное умерло на раннем морозе и я чую запах его смерти, и если так, то надо как-то позаботиться о нем. Я вышла.

Там стояла женщина.

Кажется, я вскрикнула, потому что не заметила шагов или шуршания юбок по земле. А на морозе все звуки отлично слышны! Даже шорох падающего листа. Или как птичка чистит перышки. Я начала:

— Как…

— Назови свое имя, — сказала она.

Я смотрела на нее во все глаза. Какая высокая и худая женщина! Я пыталась понять, сколько ей лет, но не могла: кожа у нее обветрена и испещрена морщинами, а это скорее говорит об образе жизни, чем о годах. Я перевела взгляд на ее волосы, чтобы разглядеть седину, и увидела грязную шерстяную шаль. Женщина плотно сомкнула губы, словно привыкла лишь шипеть. Я знала таких людей, или думала, что знаю. Прогнившие души.

— Назови свое, — сказала я.

Она прищурилась, ковыряя ногтями шаль, покрытую коркой навоза и въевшейся грязи. За морщинистыми губами не было видно зубов, и я бы поставила пенни на то, что во рту у нее одни пеньки. О да, я знаю, кто она. Таких представляют себе люди, когда слышат слово «ведьма», — нечистое, грубое, вселяющее страх существо. Из-за таких, как она, и появилось слово «ведьма».

Я не называла своего имени. Я ждала.

— Я знаю тебя, — сказала она.

Птица с глазами-бусинками.

— А я знаю тебя.

Конечно, я солгала. Я не знала ее, хотя догадывалась, что не единственная скрываюсь в этих местах. «Она не живет с другими», — сказал Иэн отцу в свете восковых свечей. Я слышала это, пока шила. Я вспомнила это теперь. «Другие». Эта женщина.

И тогда это костлявое создание, воняющее, как выгребная яма, вошло ко мне. Она миновала меня, наклонилась и проникла в хижину.

Я завопила. Я бросилась за ней, крича:

— Это мой дом! Ты не можешь входить в мой дом как в собственный!

Из-за высокого роста она не могла выпрямиться. Но попыталась. Она разгибалась, пока голова с застрявшими в волосах листьями не уперлась в крышу. С рыбы, которую я сушила, упали несколько чешуек.

— А… — сказала она. — Травы.

Как Иэн. Будто только травы имеют значение для жителей этой долины.

— Да, — резко ответила я.

— Какие?

— Какие?

— Травы, — сказала она. — Какие травы?

Тогда я обратила внимание, как звучит ее речь. Мягкий шотландский выговор, как у Макдоналдов. Похоже, английский — не ее родной язык.

— Откуда ты? — спросила я.

— У тебя есть белена?

— Откуда, — повторила я, — ты? Откуда ты и где живешь сейчас?

Теперь она казалась мне не такой ужасной — может, из-за того, что ее освещал огонь, или оттого, что она скрючилась, как обыкновенная старуха. Теперь она больше походила на человека. На краткий миг я увидела тоску в ее глазах. Будто тень от птицы, она пронеслась по ее лицу и пропала.

— Мор. Это далеко отсюда.

Я кивнула:

— А теперь?

— На горе, что они зовут Бочэйл. Остроконечная вершина на востоке.

Я знала эту гору. Черная, укутанная облаками, на востоке долины. Именно там я наступила на наконечник стрелы и видела, как орел чистит перья на кусте ольхи.

Я не стала спрашивать, почему она не живет в долине или почему она сейчас не в Море. Я подумала: «Она скрывается». Потому что большинство одиночек, которых я встречала, прятались от других людей.

— У тебя есть белена?

Я лишь воскликнула:

— Ха!

Людям нужна белена только из-за того, что она заставляет их видеть сны наяву. Эта трава отупляет голову, а я никогда не хотела этого. Кора говорила мне об этом. Она говорила, что белена порабощает, попробуешь раз — и будешь искать ее снова и снова.

Несмотря на ее жуткий вид и вонь, я посочувствовала этой женщине. Я подумала: «Бедняжка. Быть такой, как она, ужасно». Ковырять ногтями шаль и искать эту траву.

— У меня есть белена.

Она выпучила глаза и улыбнулась беззубой улыбкой.

Так что, мистер Лесли, в тот зимний день я дала горсть белены женщине по имени Гормхул, и она вздрогнула, когда брала ее, и прошептала траве, словно она могла слышать: