Книга Колдунья, страница 81 – Сьюзен Флетчер

— Ведьма…

Когда я добралась до Инверригэна, было слишком поздно и уже никому нельзя было помочь.

Дом не горел. Он стоял там же, где всегда, — но позади него, на снегу, я увидела всех его обитателей. Связанные, они лежали в линию. Плечом к плечу, на спине. Все были мертвы. Последним лежал ребенок — лопоухий мальчишка, который искал со мной медовые соты.

Я зарыдала. Ноги подкашивались от слабости, я вытирала нос рукой. Почему они не ушли на юг? Почему не спаслись бегством? Почему не послушались Аласдера, ведь он должен был предупредить их. Он должен был убедить их бежать… Я взвыла как собака, глаза застилали едкие слезы. Аласдер сказал: «Я предупрежу их». А теперь они связаны и мертвы — даже мальчик. Я смотрела на его мертвое лицо и вспоминала, каким оно было прежде — смеющееся, с испачканным медом подбородком.

«Ты уже ничем не поможешь им, — подумала я. — Карнох. Беги туда. Спаси их».

Я повернулась. Но кто-то вцепился мне в руку. Я расцарапала и ударила его. И вдруг услышала:

— Корраг! Корраг! Это я.

Это был Иэн. Его глаза были дикими, а волосы серыми от пепла. Щеку усыпали кровавые крапинки, словно кто-то погиб рядом с ним. Он взял меня за плечи и сказал:

— Беги! Не нужно оставаться здесь. Они убивают всех — женщины и дети погибают.

Я пыталась произнести хоть слово.

— Беги! — крикнул он.

Потом бросил взгляд за мою спину, туда, где было прервано девять жизней. Я видела, как его глаза округлились. Он был так печален, когда смотрел на тела и шептал:

— Уноси ноги, сассенах.

— Почему вы еще здесь? — спросила я. — Почему? Я же говорила с Аласдером! Он сказал, что предупредит всех!

— Он так и сделал. Предупредил. Но не все послушали его.

Я навалилась на стену дома, зарыдала: «Почему его не послушали? Почему?»

— Ты тоже должен бежать, — сказала я. — Они пришли за тобой и твоим отцом, — солдат сказал так. Отправляйся на побережье. В Аппин.

— Мы уходим туда сейчас. Пойдем с нами.

— Нет.

— Они убьют тебя, Корраг. Они убивают каждую живую душу…

— Я должна спасти того, кого еще можно, Иэн. Может, кто-то еще прячется или ранен. Я должна спасти их…

— Корраг! Их тут шесть десятков! С мушкетами и клинками, а что есть у тебя? Твое сердце? Глаза?

Я покачала головой:

— Иэн, ты скажешь Аласдеру? Что я осталась? Скажи ему, что я осталась, что он должен спасти свою семью и спастись сам. Если я не переживу эту ночь, ты скажешь ему?

Тогда он сделал шаг назад, отпустил меня. Тяжело вздохнул. Бросил короткий взгляд на деревья и сказал:

— Я не могу. Он не с нами. Он не пойдет.

Я оцепенела. Некоторое время молча таращилась на него. Потом схватилась за бок, словно он болел.

— Он не убежал в Аппин?

— Нет. Он все еще в долине.

Меня вновь вырвало. Я скрючилась, и меня снова стошнило ему под ноги. Потом вытерла рот и всхлипнула, а выпрямившись, спросила:

— Почему? Почему он остался? Он же сказал, что убежит! Он сказал мне, что спасется…

Иэн порывисто схватил меня за плечо. Попытался что-то сказать, но у него не было слов.

Сжав зубы, я опрометью ринулась между деревьями, и мне было так больно думать об Аласдере. О его волосах цвета влажной земли и о широкой улыбке. Будь проклято его упрямство! Вместо того чтобы быть в безопасности, он до сих пор где-то здесь! В долине! Потому что он воин. В душе, в поступках. Я проскочила мимо нескольких солдат. Промчалась сквозь стадо коз, которые освободились из загона и блеяли от страха, вытаращив глаза. Я скатилась на поле, где однажды жгли костры, чтобы отпраздновать рождение, и танцевали, но сейчас его освещали пылающие дома… Я скользила по тающему льду. Я неслась прямо на двух солдат и боялась, что они вытащат кинжалы и прикончат меня. Поэтому я взмолилась:

— Пропустите меня!..

Как ни странно, они отступили, не причинив мне вреда.

— Не нужно оставаться здесь, — предупредили они.

Те солдаты были самыми напуганными людьми, каких я встречала в жизни, самыми отчаявшимися.

Так что не все солдаты убивали той ночью. Отметьте это.

Но тогда я ничего не замечала, потому что у меня в голове билась лишь одна мысль: «Пусть он будет жив». Я прокричала эти слова. Я надеялась, что Карнох еще не подожгли.

Но он пылал. Конечно же, он пылал.

Все дома объяло пламя. Коровы ревели, вращая глазами, а я выкрикивала его имя. Я кричала. Сквозь шум я различила собачий лай — ко мне подбежал Бран. Лизнул в лицо, когда я наклонилась к нему и спросила, где Аласдер.

— Где он, Бран? Славный пес. Где он?

Но Бран не знал. Он оставил меня и помчался на запад, к озеру.

Их дом обрушился внутрь. От него ничего не осталось. Я молилась, чтобы Сара с ребенком успели ускользнуть на юго-запад, и пыталась верить, что им удалось. Им точно удалось. Внутренним взором я увидела ее шаль и крепко примотанного ребенка, она спасалась бегством далеко в холмах. «Беги, Сара. Вперед». Я устремилась на берег Кое, где стоял большой дом. Пламя не добралось до камня и стекла, но изнутри доносился грохот бьющейся утвари, и я увидела красномундирников. Мародеров. Волокущих его серебро и кубок из коровьего рога. Его книги. Его оленьи рога со стен.

Он тоже был там. Маклейн.

Я подошла к дому. Приостановилась, настороженно огляделась и залезла в разбитое окно в полуразрушенной стене. Он лежал там. Маклейн. Вначале я думала не говорить вам, каким я его увидела. При жизни он был человеком достойным, величественным. Но не после смерти. Его застрелили, когда он поднимался с кровати, чтобы встретить гостей, которые, должно быть, вошли в комнату, лживо и мрачно улыбаясь, спрятав мушкеты за спиной, и как вы думаете, что он сказал? Скорее всего: «Джентльмены! Проходите! Что привело вас ко мне в этот час?» Может, и так. Но я точно знаю, что сейчас он лежал на животе, с дырой в спине, а штаны были надеты лишь наполовину. Постыдная смерть. Неправильная смерть. Когда я подумала об этом, сердце охватила еще большая боль и отчаянье.

Я упала рядом с ним на колени. Я поцеловала его бровь, которую зашила когда-то.

Когда я, рыдая, выползала из дома, то споткнулась обо что-то.

Посмотрела вниз.

Под ногой мяукнуло, словно я наступила на кошку.

Это была леди Гленко. Она лежала на снегу полуодетая. Они сорвали с нее верхнюю одежду, и она дрожала, еще живая, но все ее тело было покрыто ужасными ранами от клинков. На окровавленных пальцах виднелись отпечатки зубов. У меня перехватило дыхание. Я рухнула вниз. Я вновь и вновь повторяла ее имя, гладила ее, я сняла плащ и укрыла ее, чтобы согреть и чтобы она обрела достойный вид, которого не оставили ее мужу. Я позвала ее: