Онлайн книга «Возвращение танцмейстера»
|
– Джузеппе Ларссон сказал, что он нашел дневник. Это правда? – Правда, – сказал Стефан. – Я его листал. Но он, разумеется, принадлежит тебе и твоему брату. Ты получишь его позже, сейчас он нужен для следствия. – Я была очень удивлена, что он вел дневник. – Почему? – Не похоже на него. Он был не из тех людей, что станут писать без особой на то нужды. – Многие ведут дневник так, что об этом никто не знает. Я думаю, каждый человек хоть раз в жизни пытался вести дневник. Он наблюдал, как она достает пачку сигарет и закуривает. Выпустив первый клуб дыма, она посмотрела ему в глаза: – Джузеппе сказал, что следствие по-прежнему не имеет четкой линии. Никакой более или менее обоснованной версии. К тому же все говорит за то, что тот же самый преступник, что убил моего отца, убил и второго человека. – Которого ты не знала? Она посмотрела на него с удивлением: – Откуда мне его знать? Ты забываешь, что я и отца-то почти не знала. Стефан подумал, что надо перейти к делу. Задать ей давно сформулированные вопросы. – Ты знала, что твой отец был нацистом? Ему показалось, что вопрос ее не удивил. – Что ты имеешь в виду? – А что, у слова «нацист» много значений? Я вычитал в дневнике, как молодой парень из Кальмара в 1942 году перешел границу Норвегии, чтобы записаться в немецкую армию. Потом он сражается за Гитлера до конца войны, до весны 1945 года. Тогда он возвращается в Швецию, женится, появляются дети, сначала твой брат, потом ты. Он меняет имя, разводится, снова женится, но убеждений не меняет – он такой же убежденный нацист, как и вначале. И думаю, не ошибусь, если скажу, что он остался нацистом до конца дней. – Он пишет об этом в дневнике? – Там есть еще несколько писем и фотографий. Твой отец в немецком мундире. Она покачала головой: – Никак не ожидала. – Он никогда не говорил о войне? – Никогда. – А о своих политических взглядах? – Я и не знала, что у него были какие-то политические взгляды. В доме никогда не говорили о политике. – Можно выразить свои убеждения и не говоря о политике. – Как это? – Есть много способов. Она подумала и снова покачала головой: – Что я помню из детства – он как-то сказал, что политика его не интересует. Даже не могла предположить, что у него были какие-то экстремистские взгляды. Значит, он их скрывал. Если, конечно, все, что ты говоришь, – правда. – Все написано в дневнике. Совершенно недвусмысленно. – И что, весь дневник только об этом? А о своей семье он не пишет? – Очень мало. – Вот это меня как раз не удивляет. У меня всегда было чувство, что мы, дети, только мешаем отцу. Он никогда по-настоящему о нас не заботился, только притворялся. – Кстати, у твоего отца была здесь, в Свеге, женщина. Была ли она его любовницей, сказать не могу. Просто не знаю, чем занимаются люди, когда им за семьдесят. – Женщина в Свеге? Он пожалел, что сказал это. Такого рода информацию она должна была получить от Джузеппе, а не от него. Но было уже поздно. – Ее зовут Эльза Берггрен, она живет на южном берегу реки. Это она нашла ему дом. Кстати, ее политические взгляды точно такие же. Если можно нацистские взгляды назвать политическими. – А какие же еще? – Криминальные. Похоже, до нее наконец дошло, почему он задает все эти вопросы. – Так ты имеешь в виду, что смерть моего отца как-то связана с его политическими взглядами? – Я ничего не хочу сказать. Но следствие должно вестись по всем направлениям. Она закурила новую сигарету. Стефан заметил, что рука ее дрожит. – Не понимаю, почему мне никто ничего не сказал. Ни о том, что отец был нацистом, ни об этой женщине. – Раньше или позже разговор об этом зайдет. Следствие иногда тянется очень долго. Теперь у них уже два убийства. Плюс пропавший пес. – Я слышала, что собаку убили? – Собаку твоего отца – да, убили. А собака Авраама Андерссона пропала. Она поежилась, как будто бы ей вдруг стало зябко. – Я хочу уехать отсюда, – сказала она. – Еще сильнее, чем раньше. Я, конечно, со временем прочитаю этот дневник, но прежде всего я хочу, чтобы отца наконец похоронили. И сразу уеду. Итак, мне предстоит узнать, что мой отец, который только делал вид, что о нас заботится, был к тому же еще и нацистом. – А как ты намерена поступить с домом? – Я говорила с маклером. Когда со всеми формальностями покончат, я его продам. Если, конечно, кто-то захочет купить. – Ты там была? Она кивнула: – Все-таки съездила. Хуже, чем я могла себе представить. Особенно эти кровавые следы. Говорить было больше не о чем. Стефан посмотрел на часы. Надо уезжать, пока еще не поздно. – Жаль, что ты уезжаешь. – Почему? – Я не привыкла сидеть в одиночестве в крошечной гостинице, да еще в такой глуши. Интересно, как тут вообще люди живут? – Твой отец добровольно выбрал это место. Она проводила его до стойки администратора. – Спасибо, что согласился поговорить, – сказала она. Перед отъездом он на всякий случай позвонил Джузеппе – не нашлась ли собака. Оказалось, след прервался у дороги после того, как ретивый пес Несблума полчаса тащил его за собой через лес. – Там его ждала машина, – сказал Джузеппе. – Он посадил собаку и исчез. Остается вопрос, кто это был и куда поехал. Стефан поехал на юг. После того, как он пересек мост, дорога пошла лесом. Он то и дело тормозил, ловя себя на том, что едет слишком быстро. Голова была совершенно пустой. Единственная вертевшаяся в голове мысль была о собаке Андерссона. Сразу после полуночи он остановился у сосисочного ларька в Муре. Поев, он понял, что устал. Он отогнал машину на самый край стоянки, залез на заднее сиденье и свернулся калачиком. Проснувшись, поглядел на часы – было три. Он вышел в темноту, помочился и погнал дальше на юг. Через пару часов он опять остановился поспать. Он открыл глаза в девять часов. Вышел и сделал несколько кругов вокруг машины, чтобы размяться. К вечеру он будет в Буросе. Можно будет позвонить из Ёнчёпинга и удивить Елену. Через час после звонка он уже подъедет к ее дому. |