
Онлайн книга «Неизвестный венецианец»
— Вероятно. Но как это печально, а? — Падовани, отставив тарелку, откинулся на спинку кресла. — Мы и так все время себе врем — в любви, в поступках, в мыслях. Но хоть в постели-то можно не врать? Господи, это не так уж и трудно. — Он взял салат, посолил, добавил оливкового масла и напоследок сбрызнул уксусом. Брунетти отдал ему свою тарелку и взамен получил тарелку для салата. Падовани подвинул ему салатницу: — Угощайся. Десерта не будет. Только фрукты. — К счастью, я неприхотлив, — пошутил Брунетти. Падовани рассмеялся. Брунетти положил себе две ложки салата, а Падовани себе — и того меньше. — Что ты знаешь о Креспо? — Я слышал, что он одевается, как женщина, и называет себя Франческой. Но я не знал, что он докатился до виа Капуччина. Или до городских парков? — Он бывал и там и там. Хотя сейчас, по-моему, ему нет нужды шляться по улицам и паркам. У него отличная квартира в хорошем районе, и на двери его фамилия. — Фамилия на двери может быть любая, — заметил Падовани. — Зависит от желания того, кто платит ренту. — Он был явно более осведомлен в этом вопросе. — Пожалуй, ты прав, — согласился Брунетти. — Ну вот, больше я о нем ничего и не знаю. Он не мерзавец. По крайней мере, не был таким, когда мы с ним общались. Но трусливый, слабовольный, легко внушаемый, а это не лечится. Так что он вполне может соврать, если почует выгоду. — Как и большинство из тех, с кем мне приходится иметь дело, — сказал Брунетти. — Как и большинство людей, с которыми нам всем постоянно приходится иметь дело, — с улыбкой уточнил Падовани. Брунетти мрачно усмехнулся. Падовани и тут был прав. — Я принесу фрукты. Собрав со стола посуду, Падовани пошел на кухню и вскоре вернулся, неся голубую глиняную вазу с шестью большими персиками, которую поставил перед гостем. Затем Брунетти получил очередную чистую тарелку, взял персик и стал его очищать ножом и вилкой. — Как насчет Сантомауро? — спросил он, не отрываясь от дела. — Ах! Президента — или как его там величать — Лиги по защите нравственности? — Последние Слова Падовани произнес торжественным басом. — Да. — Понимаешь ли, я достаточно о нем наслышан и уверяю тебя, что когда впервые Лига заявила о своем существовании и о своих целях, то людей определенного круга все это сильно позабавило. Ну, как, например, нас всех раньше в кино забавлял Рок Хадсон, покушавшийся на честь Дорис Дэй [35] . Да и до сих пор не перевелись такие бравые парни среди актеров, возьми хоть наших, хоть американцев. — Ты хочешь сказать, что это общеизвестно? — Ну, и да и нет. Большинство из нас в курсе, но мы и поныне блюдем наш кодекс чести и не носимся со старыми школьными сплетнями, как политики. Будь это иначе, некому было бы заседать в правительстве, ну или, скажем, в Ватикане. Брунетти был рад увидеть прежнего Падовани, то есть веселого живого остряка, каким, он полагал, является настоящий Падовани. — Но организация вроде Лиги? Как ему удалось обмануть их? — Интересный вопрос. Однако если оглянуться на прошлое Лиги, то можно увидеть, что в ее младые годы Сантомауро был не более чем eminence grise [36] . На самом деле, мне представляется, что вначале его имя не было связано с Лигой, по крайней мере официально. Это произошло лишь два года назад. А в прошлом году он пошел на повышение, когда его избрали домоправительницей, экономкой, или как там называется его должность? Gran priore [37] ? Что-то помпезное, в этом духе. — Почему же тогда все молчат? — Наверное, потому, что Лигу мало кто воспринимает всерьез. По-моему, это непростительное заблуждение. Падовани внезапно помрачнел. — Почему? — Потому что я считаю, что политическое будущее за такими группами, как Лига, малютками, которые добиваются расчленения более крупных объединений, растаскивают их по кусочкам. Видишь, что сделали с Восточной Европой, с Югославией? А у нас? Посмотри: наши политические партии так и норовят развалить Италию, чтобы на месте единой страны стало много мелких независимых государств, как раньше. — А ты не преувеличиваешь, Дамиано? — Если только самую малость. Конечно, на поверку вполне может оказаться, что Лига по защите нравственности состоит из дюжины безобидных старушек, которые любят собраться за чашкой кофе и повздыхать о старых добрых временах. Но для чего тогда вся эта конспирация? Почему никто не знает ни сколько там членов, ни кто они, ни что они делают в этой самой Лиге? Подозрительность у итальянцев в крови. Они всасывают ее с молоком матери. Заговоры мерещатся итальянцу повсюду. Если несколько человек собираются вместе и почему-либо не объявляют во всеуслышание о том, чем они намерены заняться, их сразу же начинают подозревать в политиканстве, экстремизме, сепаратизме и прочих грехах, как это было с иезуитами или Свидетелями Иеговы. А с иезуитами так обстоит до сих пор, вспомнил Брунетти. Да, заговор всегда покрывает тайна, но Брунетти был не склонен полагать, что тайна обязательно указывает на заговор. — Ну? — торопил Падовани. — Что «ну»? — Ты-то сам что знаешь о Лиге? — Почти ничего, — признался Брунетти. — Но если уж и подозревать Их в чем-либо, то начинать надо не с политики. Для начала я бы проверил, на какие деньги они существуют. — За двадцать лет службы в полиции Брунетти имел немало шансов убедиться, что по части мотивации преступлений жажда наживы даст сто очков вперед самым высоким политическим идеалам. — Сомневаюсь, чтобы Сантомауро пленился столь прозаическим предметом, как деньги. — Дами, все любят деньги, а многие ради них только и живут. — Ладно, как бы то ни было, но если Джанкарло Сантомауро там заправляет, то дело нечисто. В этом я абсолютно уверен. — А что ты знаешь о его частной жизни? — спросил Брунетти, подумав о том, как ловко слово «частная» маскирует слово «сексуальная». — Ну, я не могу похвастаться особыми знаниями. Так, все слухи, предположения, догадки, намеки сведущих людей… В общем, сам понимаешь. — Брунетти кивнул. Ему ли было не понять. — Ну так вот, я знаю, то есть не знаю, а просто убежден, что он любит мальчиков, и чем младше, тем лучше. Раньше он не реже раза в год посещал Бангкок. Без вездесущей синьоры Сантомауро, прошу заметить. Но последние несколько лет эти поездки прекратились. Объяснений этому я пока не придумал, но известно, что привычки такого рода с годами не меняются, и такие желания нельзя удовлетворить иными способами. |