Книга Поздние последствия, страница 29 – Кнут Фалдбаккен

Вот на чем следовало сосредоточиться, а не на воображаемых картинах, до ужаса ясных и отчетливых, как она лежит в передней — изувеченная, мертвая. Он отбрасывал от себя самые сенсационные репортажи, но кое-какая информация неизбежно просачивалась. Он знал, что должен освободиться от этих представлений, или тьма вернется снова и поглотит его. Он должен держаться за приятные переживания и опираться на них. На чаше весов сейчас лежало не только его душевное состояние, но и все его существование в будущем. Когда перед ним возникали картины изуродованного тела Карин, угрожая сломать его самооборону и переполняя его воображение, ему приходилось прибегать к таблеткам. У него были лекарства от болезненных наваждений и препараты, помогавшие от депрессии. И он старательно принимал и то, и другое. Теперь же он по собственному желанию стал постепенно сокращать дозы лекарств, и все шло хорошо. Он находил в себе силы противостоять соблазну получить облегчение путем приема химических препаратов. До последнего времени.

В дверь позвонили.

На пороге стоял высокий полицейский, Валманн, как он назвался в прошлый раз. Единственный, кто проявил хоть чуточку симпатии, когда они отвезли его в полицию. Тот, который пытался сдерживать своего коллегу, переходившего границы дозволенного. На этот раз он был один.

— У вас есть время поговорить?

Вопрос был простым и внушающим доверие, но Эдланд заколебался. Старший инспектор пришел к нему один, без машин с сиренами и полицейских в униформе. Даг почуял ловушку, но не мог понять, в чем она.

— Это займет всего несколько минут.

— А в чем дело?

— Мы получили новую информацию.

— Заходите.

Они остановились в коридоре. В квартире все вроде бы в порядке. Эдланд мог бы пригласить Валманна в комнату, ну, скажем, на чашку чая. Или наверное, кофе. Он не представлял себе полицейского, который пьет чай. Но что-то его останавливало. Он повторял сам себе, что бояться ему нечего, однако присутствие полицейского все равно вызывало беспокойство. Бдительное око натренировано проникать за пределы видимости, находить несоответствия, скрытые истины — есть они или нет…

— А что вы узнали?

— Кое-что о вашей умершей подружке, Карин Риис.

— О Карин? — Этого было уже достаточно, чтобы нарушить его с таким трудом обретенный душевный покой. Он почувствовал тошноту и поднял руку, чтобы схватиться за дверной косяк. — И что же это такое?

— Вы наверняка понимаете, что нам важно установить ваши отношения как можно точнее, во всех деталях.

— Да… — Даг вдруг почувствовал острую необходимость сесть на стул. Он не знал, как долго продержится на ногах.

— Этот момент касается ее прошлого.

Даг Эдланд заметил, что полицейский говорил осторожно, тщательно подбирая выражения, и воспринял это как сигнал опасности. Как дополнительную угрозу. К тому же физическая близость этого человека вызывала ассоциации с тем фактом, что она мертва. Бесповоротно, навсегда. И это лишало его возможности вернуться мыслями назад к хорошим моментам или к благостным мечтам о будущем. Полицейский стоял перед ним здесь и сейчас. Бесспорно, это угроза. Он весь так преисполнился отчаянием, что его взор начал блуждать по комнате в поисках чего-то… какого-то предмета… который послужил бы оружием. Чего-то такого, что заставило бы угрозу исчезнуть.

— Ну и что? — Даг с трудом произносил односложные слова.

— Известно ли вам, что Карин Риис в прошлом — проститутка?

— Ах, это… — Теперь у него ноги подкосились от облегчения. — Да, это… — Он подыскивал слова. — Насчет этого мы… Да, мне это известно.

— Стало быть, вы это знали.

— У нас с Карин тайн друг от друга не было. Мы говорили обо всем. Это осталось в прошлом и сейчас проблем не представляло.

— Проблем не представляло? — Полицейский казался искренне изумленным.

— Совершенно никаких. — Даг Эдланд вновь обрел душевное спокойствие. — У каждого свой крест. — На его лице расплылась улыбка. — Неужели вы настолько во власти предрассудков, господин полицейский, что полагаете, будто проститутка не может быть хорошим и полноценным человеком?

Эдланд надеялся, что разговор на этом закончится, но старший инспектор явно не был удовлетворен. Он хотел задать еще несколько вопросов о личной жизни Карин Риис. Разве она не жила с другим мужчиной, когда они встретились? Разве это не мешало их отношениям?

Тут Дагу возразить было нечего. Речь шла об отношениях, о которых Карин рассказала ему доверительно, что произвело на него впечатление, и ему претило обсуждать это с чужим человеком. Но в конце концов у него слетело с языка, что их сожительство было своего рода алиби, фикцией, лишенной какого-либо истинного и эмоционального содержания.

— Что за алиби? — удивился Валманн.

— Для укрепления его позиций в мещанской среде. Таково его представление о приличной жизни в соответствии с условностями, принятыми в обществе.

— А для чего ему это было нужно?

— Спросите его самого.

— Я бы с удовольствием, но не знаю, где он находится. А вы не знаете?

— Я ничего о нем не знаю и знать не хочу.

— Если вы правы в своем предположении, то она-то зачем на это пошла?

— Послушайте… — Они все еще стояли друг напротив друга в узкой прихожей. Эдланд чувствовал, что нажим на него постепенно возрастает. Он пытался всеми средствами дать понять, что хотел бы закончить беседу, но не решался выставить полицейского вон. — Она встретила его, когда ей было очень тяжело. Он вошел в ее жизнь совсем как добрый самаритянин. Когда она согласилась, то попала в плен. Очень трудно вырваться из сети благотворительности, когда ты кому-то обязан. А когда он со своей стороны вцепился в нее, то упускать уже не хотел. — Эдланд почувствовал, что покрывается холодным потом. Ему было нелегко ворошить старую историю. — Так, во всяком случае, она объяснила мне то, что между ними произошло.

— Вы употребили выражение «упускать не хотел». Значит, он ее насильно удерживал?

— Этого мы не касались.

Конечно же они об этом говорили. Она рассказывала о маниакальном контроле, угрозах и грубых оскорблениях.

— Как вы думаете, это возможно?

Эдланд пожал плечами. Он понимал, что ему следует воспользоваться возможностью и рассказать полицейскому все, что знает, но боялся — слово за слово, и с языка могло сорваться то, о чем он никак не хотел рассказывать полиции.

— А ему было известно о ваших отношениях?

— Не знаю. Может быть. Трудно скрывать такие вещи от болезненно ревнивого человека.

— А как, по-вашему, он мог реагировать, если бы узнал?

Эдланд не сдержался:

— Боже мой! Вы же ее видели!

— Вы хотите сказать, что ее убил ее бывший сожитель?