
Онлайн книга «Огонь в твоей крови»
— Пузыри носом пускал? — полюбопытствовала младшая Петрашова. Подруга что-то возмущенно завопила, пришлось убрать трубку от уха. — Скажи, что, возможно, стул будет жидкий, — успокоила Марина и, прикрыв рот ладонью, зевнула. — Ты тоже годика в три мыла наелась и, как видишь, живая. Но не дай бог, малыш попробует стиральный порошок — химическое отравление часто со смертельным исходом, если ничего не предпринять. — Ефимова, слышала? Лучше за братом смотри, — назидательно проговорила Катя и, оставив тетю досыпать, ушла на кухню. Слушая щебет одноклассницы, она поставила на газовую плиту медную джезву с двойной порцией сахара и зажгла огонь без спичек, силой желания. Как же ей нравилось быть ребенком индиго! Жаль, только способности негде проявлять, да и нельзя, если она не хочет угодить в лаборатории государственных секретных структур. — Петрашова, а чего ты дрыхнешь до обеда? Ты ведь у нас ранняя пташка? — Тревога ушла из голоса подружки, и она устроила Кате допрос. Когда сахар карамелизировался, окрасившись в приятный коричневый цвет, Петрашова сосредоточенно насыпала в джезву необходимое количество молотого кофе, специй и залила все это холодной водой по узкое горлышко. И лишь потом утолила любопытство Вики: — Мы с тетей до трех ночи смотрели молодежные комедии. — А, ясно. И я вчера долго не спала, Артемка все-таки заехал за мной, — похвасталась Вика. — Да ты что! И как вечеринка? — Это было круто, Петрашова! Тусовались только свои, но Артем спрашивал о тебе. Катя едва не уронила пачку с молотыми зернами арабики. — Врешь, Ефимова. — Нет. Он хочет с тобой пообщаться, чтобы узнать ближе. Будет здорово, если мы обе войдем в число друзей Павловского. — Ага. — Зажав мобильный между ухом и плечом, девочка легкими движениями вращала джезву, чтобы кофе не пригорел. — Только маловероятно, что я придусь ко двору. — Катрин, я тебя умоляю, не прибедняйся! Ладно, буду прощаться — родаки вернулись. — Пока, Вика. Надеюсь, тебе повезет и родители не увидят, как их младшенький пускает мыльные пузыри через нос. — Очень смешно, Петрашова. Когда тетя, переодетая в домашнюю тунику и леггинсы, вышла на кухню, на столе ее дожидались бутерброды с ветчиной и пахнущий кардамоном кофе с пенкой. — Божественный аромат! Спасибо, племяшка. — Марина, поцеловав девочку в белокурый затылок, села за стол. — А Вика вчера гуляла с Артемом Павловским, — не утерпела Катя. — С «золотым» мальчиком, который перевелся из лицея? — Ага. А я говорила, что папа у него городской депутат? — Нет, только про то, что у него строительная фирма. И как Вике? Понравилось рандеву? — Понравилось, только не рандеву, а вечеринка для избранных. Витка намекнула, что и я могу оказаться в их числе. Марина отложила бутерброд в сторону и, сложив руки на груди, призналась: — Я бы этого не хотела, Катюш. — Ну почему? — Помнишь слухи, когда он пришел к вам посреди учебного года? Мол, его выгнали из лицея за наркотики? Так вот, моя давняя клиентка, она там секретарь, намекнула, что разговоры имеют под собой почву и бизнесмен Павловский в свое время землю рыл, угрожал, сорил деньгами, лишь бы остановить сплетни о проказах сыночка. Катя некоторое время жевала молча. Когда в чашке осталась одна гуща, она поставила ее на блюдце и перевернула. Вскоре Марина повторила ее действия. — Теть, даже если Артем — наркоман, я-то не собираюсь становиться такой, как он. Я ведь и так почти нигде не бываю… — Не дави на жалость, котенок, я знаю, что ты хорошая девочка, но также и в курсе, какими подлыми бывают люди. Прошу тебя, не общайся с такими ребятами, в их дружбу я не верю. — А в чью веришь? В Наташину, например? — Раздосадованная племянница намеренно наступила на больную мозоль, точнее даже — гнилостный нарыв. — А Наташа — очередное разочарование в моей жизни, — вздохнула Марина, и девочке стало стыдно. — Прости… — Да ладно, не везет мне с подругами. Рада, что хоть у тебя есть Вика. — Теть, слушай, а ты не думала, что Наташа может оказаться нечестной не только как подруга, но и сотрудница? А если она тебя подставит и по работе? Геннадий Андреевич на ее стороне, если что, прикроет. Может, тебе надо пойти к управляющему и предложить проверить их? Марина в удивлении подняла брови: — Катя, с чего вдруг подобное беспокойство? — Чутье, — вздохнула девочка. Жаль, что нельзя рассказать о подслушанном разговоре. — Конечно, интуиция у тебя неплохо развита с детства, но не надо впадать в паранойю. — Слушай, теть, а почему я в детстве наелась мыла? — Племянница решила перевести тему. — Вот Витка не уследила за братом, потому что ужасная лайдачка. А ты-то чего недоглядела? — Екатерина! Не ругайся, иначе припомнишь вкус мыла — вымою тебе рот, чтоб не говорила гадости, — возмутилась женщина. — Да, это грубое слово, но не мат, — оправдывалась племянница, — можешь посмотреть в словаре. — И посмотрю, — с угрозой пообещала Марина и уже спокойно добавила: — Я после ночной смены была, а ты, простыв, тогда в садик не пошла, вот и воспользовалась моей сонливостью, добралась до запасов мыла на кухне. Петрашова почувствовала, как защемило сердце, а на глаза навернулись слезы. Тетя заботилась о ней с первых дней жизни, заменив родителей. И никогда, никогда не роптала на судьбу. — Пора узнать, что хорошее ждет нас в будущем, — встрепенулась девочка и перевернула свою, а затем и Маринину чашку. — Ого! Тебе, тетушка, вскоре повстречается принц на белом «мерседесе». Улыбнувшись, Марина включилась в игру. — Ой, а тебя ждут важные новости и дальняя дорога. Наверное, я все-таки отпущу тебя летом на море с Викой и ее родителями, — весело проговорила женщина и едва не оглохла от счастливого вопля племянницы. Жаль, что шуточное гадание не могло предупредить, что это последний день их спокойной жизни. Большие Косяки, 7 мая Кирилл спал на животе, растянувшись по диагонали постели. Льняная простыня сползла вниз, оголив загорелое тело до копчика и демонстрируя, что на нем нет нижнего белья. То ли вид нагого мужчины, то ли окровавленная одежда, брошенная неопрятной кучкой у изножия кровати, заставили девушку сдавленно охнуть. И хотя вервольф устал как собака, он тотчас проснулся. Резко перевернувшись на спину, приподнялся на локте и грубо спросил: — Что ты здесь делаешь, Оля? |