Книга Жертвенный агнец, страница 26 – Карло Шефер

Адмир сидел на своей койке, отвернувшись к стене. Даже теперь на нем был небесно-голубой хип-хоповский прикид, который и привлек к себе внимание комиссара. Когда полицейские вошли, он продолжал смотреть на стену и никак не реагировал.

Тойер услыхал, как за его спиной клацнул тяжелый запор. Взглянул на часы. Ему предстояло провести полчаса в заключении. Головная боль вернулась вновь.

— Я хотел привлечь к себе внимание, — проговорил Адмир, не поворачивая головы. — Я уже говорил про это вашим, несколько раз говорил.

Тойер молчал. В окне виднелся кусок основного корпуса и клочок неба. Пролетела пара птиц.

— Как же ты узнал про тот дом в Гейдельберге? — спросил комиссар.

— Утром того дня я купил в Мангейме газету «Рейн-Неккар-Цейтунг». Там был… э-э-э… снят дом пастора. Я прочел заметку, и мне тут же стало ясно, как привлечь к себе внимание. Я подумал, что подожгу дом, и все обо мне заговорят…

— Да, — согласился Тойер, — разумеется. Точно такой рассказ можно услышать, когда мы, копы, печатаем на компьютере протокол. Когда человек чего-то не понимает, он учит текст наизусть. Но ведь я тебя спросил, Адмир, а не кого-то там еще.

Мальчишка молчал. Сыщик огляделся по сторонам. Чем тут занимался такой на редкость тупой парень. Возле него лежали два журнальчика — «Браво», специальный журнал для фанатов хип-хопа, с другой обложки ухмылялся накачанный анаболиками культурист.

— Тебе удается здесь поспать? — спросил он тихо.

— Ну, более или менее, — ответил парень, все еще уставившись на стену. — Вот только иногда по ночам тут орут во всю глотку. Тогда уж не заснуть.

— У тебя ведь есть сестра, верно?

Кивок.

— Младшая сестра.

— Ты скучаешь по ней?

— Нет, не скучаю. Она меня доставала.

Несмотря на свой возраст, рассуждал он как ребенок, так что надзиратель был прав. Просто поджег что-то не в нужном месте: нулевая толерантность. Предварительное заключение во взрослой тюрьме. С другой стороны — его никто не принуждал поджигать дом. Идиот.

— Повернись, наконец, ко мне по-человечески, — резко приказал Тойер.

Адмир повернул голову. Правая половина его лица распухла, глаз почти заплыл.

— Что это у тебя с щекой?

— Когда-меня-арестовали-я-ударился-головой-о-железный-столб-уличного-фонаря…

— Я знаю, — раздраженно перебил его Тойер. — Ведь это я тебя и арестовал.

— Ах это вы! — Адмир равнодушно кивнул.

— Почему ты принялся все поджигать, Адмир? — Он схватил парня за плечо. — Ты и сам не знаешь? Или все-таки можешь мне о чем-нибудь рассказать?

Адмир глядел мимо него, на дверь.

— Я сидел на кухне, за столом; еще до Рождества. Слушал музыку, на полную громкость. Постучали соседи. Но когда звук включен на полную мощность, ничего не слышно. Вообще-то я всегда слушаю громкую музыку… Потом закричала моя сестра, маленькая. Так громко, что я услышал. Тогда я выключил музыку и пошел к ней. Она упала с кровати и ревела, вся мокрая. Мама придет в десять, сказал я ей. Утешить хотел. Я нервничал, злился, не хотел оставаться дома и ждать, когда вернется мать. Это всегда стресс. Почему ты то не сделал, почему это не сделал, а это не так сделал! Всегда одно и то же. Я решил устроить что-нибудь громкое, от скуки. Там, где мы живем, подвалы сделаны так: большая комната разгорожена досками. Точней, большое помещение. Подвал рядом с нами принадлежит семье с верхнего этажа, а дальше подвал Ребергов. Муж там в больнице, а жена почти не встает. К ним всегда ходит медсестра. И вот тогда я подумал… у меня появилась клевая идея…

Он замолк. Его посетитель кивнул:

— Ну? Что же потом?

— Реберг всегда привозит бензин из Люксембурга, там дешевле, и всегда в пятилитровых канистрах. Все об этом знают. Канистры стояли там. Я выдавил ножом запор из доски. Вышло легко… Я решил кое-что сделать. Назло всем.

Комиссар вздохнул:

— И после этого ты поехал в Гейдельберг? В Старый город? Твои родители уже были тут у тебя?

Адмир потряс головой. Вероятно, ему было больно, но такие болваны обычно бывают выносливыми.

— Мать… она почти не говорит по-немецки. Она не знает, как сюда ехать. Может, ей объяснят соседи, кто-нибудь из них. Я не знаю.

— А отец?

— Они развелись. Он женился на другой. Но мне кажется, он скоро придет.

— Где он живет?

Молчание.

— Я хочу знать, где он живет. Слушай, Адмир, мне что, твою мать об этом спросить? Мы ведь можем сделать это через переводчика. Тебе это надо?

— В Гейдельберге, — тихо прошептал Адмир. — В Старом городе, прямо за Карлстор, социальное жилье. Там, возле Герренмюле, последняя дверь. Фамилия отца Зуберович, такая же, как у меня.

Тойер усмехнулся:

— Догадаться насчет фамилии дело несложное, под силу даже полиции. Ты иногда навещаешь отца?

— Иногда да. — Адмир разглядывал пол. Серый бетон с какими-то пятнами.

— В тот день ты тоже был у него?

Адмир сначала молчал, потом:

— Мы приехали в Германию в девяносто пятом году, из-за войны. Отец был в лагере, потом мы бежали. А после начались ссоры. Потом родилась сестра, а он нас бросил и теперь снова женился. Жена опять из Боснии, и она вкалывает, а он бездельничает…

Надо дать ему разговориться.

— Сначала мы жили в Неккауэр-Хайме.

— Знаю.

— Да, потом переехали в Фогельштанг, потом в Рейнау, потом в Неккарштадт.

— И ты каждый раз попадал в новую школу?

— Да, но я не… в общем…

— Ты не очень часто бывал в школе?

Адмир кивнул. Тойер взял в руки журнал про бодибилдинг и открыл его наугад.

— Ну-ка, Адмир, прочти мне что-нибудь.

Парень с испугом посмотрел на него:

— Зачем это?

— Ну, скажем так: я полицейский и хочу услышать, как ты читаешь.

Покорно, но растерянно Адмир уставился на строчки:

— Бицепсы… бицепсы можно разными метрами…

— Тут написано «различными методами», — перебил его Тойер. — Адмир, я говорил с твоим бывшим учителем немецкого.

— С каким из них? Они все педики…

— Ты не покупаешь газет и не читаешь их вообще. В Гейдельберг ты приехал, потому что хотел увидеть отца. Бедный парень. Так или иначе, но я точно знаю, что возле пасторского дома тебя тогда не было.

— Я там был, — слабо возразил Адмир. — Был там. Я все подписал. Возможно, я получу мягкое наказание как несовершеннолетний и тогда буду мыть машины «скорой помощи», и вообще… это я все сделал.