Книга Немой свидетель, страница 45 – Карло Шефер

Весселс зло сверкнула глазами на Хамилькара — тот в легкой истерике теребил бахрому на шарфе.

— Мы с вами ведь уже знакомы, господин Хамилькар?

— Да, весьма возможно, четыре года назад или…

— На Миланском конгрессе вы были самым слабым «жестовиком» и своим непрофессионализмом навредили нашей репутации.

Она перешла на язык жестов. Тойер воспринимал их разговор как непонятную игру пальцев, ладоней и рук. Хамилькар отвечал медленно и неуклюже.

— Жестовый сленг, — презрительно констатировала Весселс. — Представьте себе, вы спрашиваете у кого-нибудь, который час, а он называет вам день недели. Белиберду с коммунинетом он тогда и выдумал, чтобы выдать за язык то, что показывали его гориллы.

— Между прочим, я благодаря…

— Говорите в мою сторону, тогда я смогу понимать вас по губам.

— Между прочим, на основании того, что вы только что назвали белибердой, я получил ученую степень.

— Когда мне позвонила фрау Ильдирим, я… Не смотрите на меня так — уже продаются телефоны с программами перевода звука на текст, — сказала Весселс; Хафнер махнул рукой — все нормально. — Так вот, я сообщила ей, что Хамилькар заметно преувеличил свои заслуги, да и докторскую степень он получил в небольшом и мало кому известном университете в Южной Америке.

Тойер не знал, как ему вмешаться, и в конце концов поднял кверху руку (чуть не прищелкнув пальцами по рассеянности).

— Да? — обратила на него внимание Весселс.

— Так, значит, по вашему мнению, невозможно, чтобы горилла идентифицировала убийцу языком жестов?

Весселс улыбнулась не без сострадания:

— Если вам повезет, горилла может в лучшем случае сообщить, что хочет резинового медвежонка или отказывается от кочанного салата.

Ответом было озадаченное молчание в исполнении группы Тойера.

— Но я считаю, — пролепетал Хамилькар, — что это уже достижение, я хочу сказать, что это все-таки не…

— Вы сами оплатите отель, — ледяным тоном распорядился Тойер, — включая салат и резинового медвежонка.

— Да, — согласился Хамилькар, — всенепременно.

— А теперь вон! — заревел расстроенный шеф группы. — Вон, фашист лингвистический!

— Браво! — прохрипел Хафнер. — Защищайте основы нации!

— Ну почему ты предварительно не поговорил со мной? — устало спросила Ильдирим. — Почему?

У Тойера заболела голова, чуть заметная пока пульсация предвещала приступ мигрени. Ну и ладно, хуже уже не будет.

— Я весьма признателен за помощь, — медленно проговорил он. — Но сейчас хотел бы остаться с коллегами.

Его подружка кивнула:

— Тогда не буду мешать. — Не прощаясь, она двинулась к двери.

Поднялась со стула и Весселс. Тойер успел только махнуть ей на прощание рукой и попросить:

— Оставьте, пожалуйста, ваш телефон, возможно…

Боль пульсировала в виске и в левом глазу, но это была еще атака средней интенсивности.

— С тех пор как у меня возникла идея с гориллой… — Тойер был вынужден сделать небольшую паузу, чтобы справиться с захлестнувшей его волной стыда, и продолжал с почти закрытыми глазами: — Я просто помешался на ней. Прямо хоть в клетку садись рядом с Богумилом.

Снова — в который раз? — они проглядели все материалы. Мигрень скреблась уже в темени.

Было почти восемь вечера, когда Тойер опять взял слово:

— Мы пока еще не отменили опрос свидетеля в зоопарке. Так давайте попробуем, если Весселс согласится помочь. Ничего другого мне сейчас не приходит в голову. Кто-нибудь против? Нет? Значит, так и сделаем.

Весселс была дома. Тойер быстро привык к тому, что после его фразы возникала недолгая заминка — на дисплей выводились его слова. Смирился он и с мыслью, поразившей его как удар тока: он нуждался в этой женщине, которая, вероятнее всего, считала его глупцом.

— Надеюсь, последнее слово было неправильно перекодировано, — сказала она. — Тут написано «порнопереводчик».

— Нет! — в отчаянии воскликнул Тойер, — я сказал «псевдопереводчик». Я имел в виду, что тот лжепереводчик уехал.

— Ну, теперь все написано крупными буквами. Вы кричите.

Тойер, сделав жалкую попытку обосновать свою просьбу юридически — они ведь оба госслужащие, и поэтому он может посвятить ее в служебную тайну, она же обязана ее соблюдать, причем совершенно излишне добавил, что это распространяется также на жесты, — посвятил ее в суть. Рассказал про Анатолия.

Отступать ему теперь было некуда. Через двадцать минут разговора, он, совершенно обессиленный, положил трубку.

— Ну? — спросил Хафнер между двумя поспешными глотками теплого рислинга из фляжки.

— Согласилась, — ответил Тойер, рассматривая свои руки, лежащие на столе.

— Как она слышит, что звонит телефон? — спросил Хафнер, выпил еще и закурил. — Подозрительная она, вот что я вам скажу.

Незадолго до того как они отправились по домам, позвонил Хамилькар из поезда, очевидно, уже крепко выпивший. Он спросил, не могут ли они, как «порядочные люди», все-таки выслать деньги за отель, так как его деятельность в университете, ну… это скорей повышение квалификации, чем «настоящая» работа, он пользуется… библиотекой, впрочем, регулярно, но в финансовом плане, ну… Тойер швырнул трубку.

Директор зоопарка стоял у главного входа.

— Сколько времени это займет? — нервно спросил он.

— Трудно сказать, вероятно, недолго.

— Все равно потребуются значительные затраты: придется привлечь нескольких сотрудников. Еще вы сказали, что непременно хотите опросить Богумила на улице. Там все еще холодно.

— Я подумал… я полагаю… — С трудом подавленная мигрень вновь исказила картину мира. — Если горилла что-то и может сообщить нам, то только там…

— Значит, я все-таки понял вас правильно! Я считаю, что это галиматья или блеф, — резко заявил Кольманн. — После всего, что нам пришлось перенести!

На другой стороне улицы остановилась машина. Приехала Мария Весселс. Тойер шагнул ей навстречу, и тут ему пришла в голову идея. При свете уличного фонаря он заговорил с ней, беззвучно шевеля губами:

— Лучше будет, если вы станете писать мне ответы. — Он порылся в кармане и нашел неоплаченный счет от зубного врача, еще ноябрьский, и даже шариковую ручку. — Директор зоопарка не должен знать, что могут означать жесты Богумила, если вам удастся уловить в них хоть какой-то смысл!

Мария все поняла. «Я не стану отрицать свои способности», — написала она угловатым почерком.

— Я не хотел вас обидеть, — прошептал он. — Мне нужна ваша помощь. Я в глубокой заднице.