
Онлайн книга «Невинные»
— Обед, — довольно заметил инспектор. Они свернули налево, где начинался подъем к дворцу. Эспозито молча припарковал машину. Прежде чем уйти на обед, инспектор позвонил главному садовнику и велел осушить пруд. Воду пришлось откачивать несколько часов. Стояла жара. Приказ о переходе на летнюю форму ожидался через несколько дней. А пока карабинеры потели, садовники работали сначала в рубашках, потом в майках. Они хотели оставить достаточно воды для рыб, но это было не страшно. Как только уровень снизится, любой предмет, попавший в пруд в течение последних нескольких дней, станет виден. Все остальное находится под слоем зеленой придонной тины. Инспектор стоял, как всегда, далеко в стороне от работающих, в тени. Разговор садовников крутился вокруг воды, которую они откачивали и спускали вниз по внешнему склону холма с редко растущими деревьями. — Ну и вонь! Подходящая работка для жаркого дня! Стоячую воду и зимой-то нюхать несладко. — Жаль, что мы прошлым летом ее не откачали. За все годы, что я здесь — а их уж немало, — у нас до прошлого лета не засохло ни одного дерева! Я и не думал, что такое когда-нибудь случится. — Говорят, что этим летом будет уже прохладнее. — Будем надеяться. Несколько пучков водяных гиацинтов с черными длинными мокрыми корнями, похожими на волосы, садовники поместили в пластиковые пакеты, наполовину заполненные зеленой прудовой водой, чтобы перенести их в другие водоемы. Беппе, самый старый из садовников, маленький, круглый и темный, как орех, хорошо знал инспектора. Он предложил ему взять один пакет. — Он выбрасывает чудесный голубой цветок, похожий на ирис. Возьмите. У вас же есть свой садик. Устройте там небольшой пруд. — Нет, нет... я с ними не умею... нет. — Но вам стоит только сказать, вы же знаете. Обычно они стригли живые изгороди и разравнивали гравий возле отделения полиции, но не более. Старый садовник не спешил уходить. — Плохи дела... — Да. — Поговаривают, что это, наверное, убийство... — Вот как? — Это Джованни так думает. Он говорит, что ребенок мог бы там утонуть, но не взрослый. Вот что он говорит. — Хм. — Конечно, могли быть и наркотики... и выпивка. Кругом эта иностранная молодежь, только и знают, что пьянствовать. Вырвались из дому... У нас их тут полно. Приносят пиццу, мусорят... — М-м... — И вам больше нечего сказать? — Нет. — Не в обиду вам — но просто мы за работой любим поболтать. Так быстрее время проходит. Ладно, больше ни слова. Хорошо. Однако он не уходил. Инспектор, понимая, чего он хочет, заговорил с ним, спросил об операции жены, о новом доме его старшей дочери, о внучке, которая недавно вышла замуж, а все живет с родителями, не найдя отдельной квартиры, так что «если инспектор знает что-нибудь»... Инспектор кое-что знал. Он очень хорошо знал, что эта невинная беседа мгновенно преобразится в секретную информацию и темные намеки об убийстве, якобы поведанные им старому садовнику, как только тот возвратится к своим товарищам. Но прежде чем отправиться к ним, старик взглянул на инспектора снизу вверх и прошептал: — Мы поспорили. Я считаю, что как бы она там ни очутилась — Джованни думает, что виноваты наркотики, другие говорят, что ее столкнули, — она, должно быть, поскользнулась. Эта водоросль, спирогира... очень скользкая. Ударилась головой об обломок статуи. — Но там же нет... — Инспектор! — окликнули его от пруда. Они что-то нашли. Инспектор вышел из тени, осторожно переступая через пластиковые шланги. Карабинер протягивал ему наплечную сумку. — Откройте ее. — Я могу дать вам резиновые перчатки, если хотите. — Нет. Откройте сами. Содержимое сумки разложили на куске полиэтиленовой пленки. Новости были неутешительные. В сумке не нашлось ничего, что могло бы помочь в опознании утопленницы. Ни документов, ни бумажника, ни клочка бумаги. Многочисленные застегивающиеся на молнию отделения были пусты. От ключей — при отсутствии адреса — пользы было мало. Еще внутри обнаружили пластиковый кошелек для мелочи — один из тех, что бесплатно выдавали в банках в придачу к стартовому набору евро перед введением общей валюты, расческу в кожаном футляре и шариковую ручку. Вынув записную книжку, которую он всегда носил в нагрудном кармане, инспектор протянул ее карабинеру: — Проверьте, пишет ли ручка. Ручка писала. — Разве это важно? — удивившись, спросил карабинер. — Да. Пишущая ручка, чистая целая расческа в футляре, мелочь в кошельке. Аккуратная! Он готов был поспорить: если входной билет этой несчастной не лежал в пропавшем бумажнике или в одном из карманов, то она отправила его в урну, а не швырнула на землю. В ее сумке не было ни смятых бумажных носовых платков, ни полусъеденных... Черт бы побрал эту раскрашенную бабу! Она так и не явилась за своей сумкой. — Что-то случилось, инспектор? — Да! Нет. Нет... Позовите старого садовника, вон того, в соломенной шляпе, что надевает рубашку. Видите его? Пусть подойдет. Садовник приблизился, застегивая клетчатую рубашку на круглом животе. На лице светились интерес к происходящему и сознание собственной важности. — Нашли что-нибудь? — спросил он. — Какая статуя? — Э-э? — Вы сказали, что она, наверное, ударилась головой об обломок статуи. — Да я это просто так сказал, ну знаете... — он замялся и покраснел. — Я просто так сказал. Не то чтобы я... Инспектор вперил в толстого коротышку стекла своих черных очков: — Какая статуя? — Да парнишка с рыбкой, как тот, что в Палаццо Веккьо. Раньше здесь было что-то вроде фонтана, так, ерунда. Довольно красиво, но всего лишь плохая копия, так что когда она разбилась, никто и внимания не обратил. Обломки до сих пор лежат там, а этот сад потом долго был закрыт из-за вандалов... — Закрыт? А когда же его вновь открыли? — Инспектор полез за записной книжкой. Иметь хоть один достоверный факт в этой истории было уже неплохо. — Ох, так давно... — Когда? — Ну... мой старший еще жил с нами, это я помню. Наверное, в семьдесят первом... нет, вру, в семьдесят втором. Инспектор убрал записную книжку. — Разве я ляпнул что-то лишнее? — Нет, нет. — Я ведь только рассказал про статую. Не то чтобы я... ну, не подумайте, что я и правда что-то знаю... — О чем вы? Я всего лишь хотел узнать, что это за статуя, потому что вы, вполне возможно, правы. |