Книга Роман с демоном, страница 46 – Дмитрий Сафонов

Он прошел по пути убийцы, услышал его торопливые шаги. Еще немного, и Рюмин начнет наступать ему на пятки. Скоро! Очень скоро!

Капитан смотрел с крыши на проснувшийся суетливый город. Где-то там, за громадами заводских корпусов, за коробками типовых многоэтажек, пойманный в перекрестье улочек и переулков, метался преступник. Возможно, он еще не знает, что Рюмин уже близко… Тем хуже для него!

Звонок мобильного заставил его отвлечься от мыслей. Капитан вернулся в башенку на крыше, взял телефон. На дисплее высветился номер Северцева.

— Да! — сказал Рюмин.

Он выслушал журналиста и взглянул на часы.

— Хорошо. В десять в «Брюсселе». Короткий деловой завтрак. Только не опаздывай, у меня сегодня напряженный день.

* * *

В половине десятого Рюмин вышел из подъезда и сел в машину. Верная «восьмерка» бодро затарахтела после первого поворота ключа — видимо, у нее тоже было неплохое настроение.

Капитан быстрым взглядом окинул двор — скорее, по привычке: он всегда оценивал ситуацию перед тем, как что-либо сделать. Недалеко от подъезда, рядом с металлическими «ракушками», стоял черный «Ниссан-Максима» с наглухо тонированными стеклами; раньше Рюмин никогда его здесь не видел, но не придал этому большого значения.

Он выехал на улицу космонавта Волкова, влился в общий поток и покатил в сторону лесопарка. Из колонок доносилось знаменитое гитарное соло Марка Нопфлера; Dire straits исполняли один из своих величайших концертных номеров — Sultans of swing.

Музыка бодрила: она не била по ушам, но проникала вглубь, заставляя учащенно биться сердце. Ну, и — помимо всего прочего — почаще «топтать» педаль газа.

Перед поворотом на Большую Академическую Рюмин машинально взглянул в зеркало: ему показалось или он действительно это видел? Позади бортовой «Газели» и резвой «Хонды», следовавших за ним, хищно блеснула решетка «ниссановского» радиатора.

Капитан, оставаясь на третьей передаче, положил машину в пологий вираж; «восьмерка» мягко ухнула на небольшой ямке и, набирая обороты, рванула вперед. На этом нехитром маневре Рюмин всегда выигрывал две-три секунды у основного потока.

Капитан, не сбавляя ход, идеально прописал не очень крутую «змейку», выскочил на длинную прямую и, пользуясь преимуществом в скорости, по встречной обогнал сразу три машины. Светофор на пересечении с улицей Приорова зажегся желтым сигналом; Рюмин вдавил акселератор в пол и проскочил перекресток — в тот момент, когда желтый сменился на красный.

Он благополучно миновал еще четыре светофора и за Академическими прудами повернул направо. Начинался самый приятный отрезок пути — мимо Петровско-Разумовского, вдоль лесопарка, вплотную подступавшего к дороге. Здесь даже воздух был другой. Свежая прохлада лилась через открытое окно, лаская разгоряченное. тело.

Рюмин сбавил скорость: этот участок хотелось проехать не спеша, ненадолго отрешившись от забот предстоящего дня.

Аромат преющих листьев и мокрой земли заглушил запах нагретого пластика приборной панели. На сердце стало спокойно и хорошо.

Через три минуты капитан остановил машину напротив библиотеки, пересек улицу и подошел к «Брюсселю».

К десяти утра температура поднялась до двадцати градусов. Париться в помещении не хотелось, и Рюмин выбрал столик почти в самом центре летнего шатра, стоявшего напротив дверей кафе.

Капитан попросил официантку принести крепчайший ристретто, потом — легкий фруктовый салат, а после него — снова ристретто.

В пять минут одиннадцатого появился Северцев. Он шел со стороны метро «Дмитровская», веселый и оживленный, с сумкой, болтавшейся через плечо. Увидев издалека Рюмина, журналист помахал рукой и ускорил шаг.

— Доброе утро, капитан!

— Привет, вольный стрелок!

Северцев сел напротив Рюмина, спиной к улице, и принялся увлеченно раскладывать на столе листы бумаги. Капитан, отхлебывая маленькими глоточками горький кофе, следил за его приготовлениями.

— Что это?

— Работа, — журналист лукаво улыбнулся. — Не один вы умеете собирать информацию.

— Собираешься меня удивить?

— Не сомневаюсь, что у меня получится.

— Ну что ж? Попробуй.

Рюмин отставил в сторону пустую чашку и придвинул к себе тарелку с фруктовым салатом, заправленным натуральным йогуртом.

— Помните, вы обещали найти убийцу, как только разгадаете смысл порезов и буквы «М»? — спросил журналист.

— И что? — насторожился капитан. Вместо ответа Северцев протянул ему фотографию. На ней были изображены жених и невеста: он, в черном костюме, с розой в петлице, и она, тонкая, задумчивая, с букетом калл в руках. Рюмин сразу обратил внимание на лицо девушки: большие глаза, длинный острый нос, густые черные волосы.

— Кажется… — пробормотал капитан и полез в карман.

— Посмотрите на обороте, — остановил Северцев.

Рюмин перевернул фотографию. Две коротких строчки и — подпись. «М».

— Черт! — только и смог выговорить он.

— «М» — вовсе не «М», — журналист торжествующе потер руки. — Это вензель. «Л» и «К». Лиза, — он указал на невесту, — и Константин, — ткнул пальцем в жениха.

— Неплохо, — выдавил Рюмин.

— Но и это еще не все! — не унимался Северцев. — На груди и животе у Лизы — шрамы, как минимум, шестилетней давности. Они расположены точно так же, как порезы на телах убитых девушек.

— У тебя есть ее адрес?

— Есть. Кропоткинский переулок, 23, пятый корпус, минус первый этаж, бокс номер три.

Рюмин недоумевающе уставился на журналиста.

— Это что, шутка?

— Вовсе нет. Вскоре после свадьбы Елизавета Панина убила своего мужа, Константина Уржумцева. Зарезала бритвой. И с тех пор содержится в институте имени Сербского. В отдельном боксе. Она особо опасна и к тому же — не говорит ни слова. Как вам такой расклад?

Рюмин покачал головой.

— Ты все-таки связался с этой женщиной-психиатром?

— И не пожалел ни минуты, — кивнул Северцев.

— Хорошо. Мне нужны точные данные. Посмотрю в центральной картотеке. Может, эта Панина проходила по какому-нибудь делу как потерпевшая.

Журналист положил перед Рюминым заранее заготовленный листок.

— Панина Елизавета Андреевна, дата рождения — 10 апреля 1975 года.

— Оперативно, — похвалил капитан.

— Ну? А у вас? Есть чем похвастаться?

— У меня… — Рюмин ковырял вилкой салат. Аппетит вдруг пропал.

События приняли неожиданный поворот, и капитан испытывал досаду. Даже не досаду, а нечто вроде ревности — потому, что не он, а какой-то журналист оказался удачливее. Или — умнее?