Книга Унесенные ветром. Том 2, страница 116 – Маргарет Митчелл

Проснувшись, она увидела склонившегося над ней Ретта; он молча взял ее, как маленькую девочку, на руки и прижал к себе — в его крепких мускулах чувствовалась надежная сила, его шепот успокаивал, и она перестала рыдать.

— Ох, Ретт, мне было так холодно, я была такая голодная, такая усталая. Я никак не могла это найти. Я все бежала и бежала сквозь туман и не могла найти.

— Что найти, дружок?

— Не знаю. Хотелось бы знать, но не знаю.

— Это все тот старый сон?

— Да, да!

Он осторожно опустил ее на постель, пошарил в темноте и зажег свечу. Она озарила его лицо, резко очерченное, с налитыми кровью глазами, — непроницаемое, точно каменное. Распахнутая до пояса рубашка обнажала смуглую, покрытую густыми черными волосами грудь. Скарлетт, все еще дрожа от страха, подумала — какой он сильный, какой крепкий, и прошептала:

— Обними меня, Ретт.

— Хорошая моя! — пробормотал он, подхватил ее на руки, прижал к себе и опустился со своей ношей в глубокое кресло.

— Ах, Ретт, это так страшно, когда ты голодная.

— Конечно, страшно умирать во сне от голода после того, как съеден ужин из семи блюд, включая того огромного краба. — Он улыбнулся, и глаза у него были добрые.

— Ах, Ретт, я все бежала и бежала, и что-то искала и не могла найти то, что искала. Оно все время пряталось от меня в тумане. А я знала, что если это найду, то навсегда буду спасена и никогда-никогда не буду больше страдать от холода или голода.

— Что же ты искала — человека или вещь?

— Сама не знаю. Я об этом не думала. А как ты думаешь, Ретт, мне когда-нибудь приснится, что я добралась до такого места, где я буду в полной безопасности?

— Нет, — сказал он, приглаживая ее растрепанные волосы, — думаю, что нет. Сны нам неподвластны. Но я думаю, что если ты привыкнешь жить в безопасности и в тепле и каждый день хорошо питаться, то перестанешь видеть этот сон. А уж я, Скарлетт, позабочусь, чтобы ничто тебе не угрожало.

— Ретт, ты такой милый.

— Благодарю вас за крошки с вашего стола, госпожа Богачка. Скарлетт, я хочу, чтобы каждое утро, просыпаясь, ты говорила себе: «Я никогда больше не буду голодать и ничего со мной не случится, пока Ретт рядом и правительство Соединенных Штатов — у власти».

— Правительство Соединенных Штатов? — переспросила она и в испуге выпрямилась, не успев смахнуть слезы со щек.

— Бывшая казна конфедератов стала честной женщиной. Я вложил большую часть этих денег в правительственные займы.

— Мать пресвятая богородица! — воскликнула Скарлетт, отстраняясь от него, забыв о недавно владевшем ею ужасе. — Неужели ты хочешь сказать, что ссудил свои деньги этим янки?

— Под весьма приличный процент.

— Да мне плевать, если даже под сто процентов! Немедленно продай эти облигации! Подумать только — чтобы янки пользовались твоими деньгами!

— А что мне с ними делать? — с улыбкой спросил он, подмечая, что в глазах ее уже нет страха.

— Ну.., ну, например, купить землю у Пяти Углов. Уверена, что при твоих деньгах ты мог бы все участки там скупить.

— Премного благодарен, но не нужны мне эти Пять Углов. Теперь, когда правительство «саквояжников» по-настоящему прибрало Джорджию к рукам, никто не знает, что может случиться. Я не поручусь за этих стервятников, что налетели в Джорджию с севера, востока, юга и запада. Я, как ты понимаешь, будучи добросовестным подлипалой, действую с ними заодно, но я им не верю. И деньги свои в недвижимость вкладывать не стану. Я предпочитаю государственные займы. Их можно спрятать. А недвижимость спрятать не так-то легко.

— Ты, что же, считаешь… — начала было она, похолодев при мысли о лесопилках и лавке.

— Я ничего не знаю. Но не надо так пугаться, Скарлетт. Наш обаятельный новый губернатор — добрый мой друг. Просто времена сейчас очень уж неверные, и я не хочу замораживать большие деньги в недвижимости.

Он пересадил ее на одно колено, потянулся за сигарой и закурил. Она сидела, болтая босыми ногами, глядя на игру мускулов на его смуглой груди, забыв все страхи.

— И раз уж мы заговорили о недвижимости, Скарлетт, — сказал он, — я намерен построить дом. Ты могла заставить Фрэнка жить в доме мисс Питти, но не меня. Не думаю, что я сумею вынести ее причитания по три раза в день, а кроме того, мне кажется, дядюшка Питер скорее прикончит меня, чем допустит, чтоб я поселился под священной крышей Гамильтонов. А мисс Питти может предложить мисс Индии Уилкс пожить с нею, чтобы отпугивать привидения. Мы же, вернувшись в Атланту, поселимся в свадебном номере отеля «Нейшнл», пока наш дом не будет построен. Еще до отъезда из Атланты мне удалось сторговаться насчет того большого участка на Персиковой улице — что близ дома Лейденов. Ты знаешь, о каком я говорю?

— Ах, Ретт, какая прелесть! Мне так хочется иметь свой дом. Большой-большой.

— Ну вот, наконец-то мы хоть в чем-то согласны. Что, если построить белый оштукатуренный дом и украсить его чугунным литьем, как эти креольские дома здесь?

— О нет, Ретт. Только не такой старомодный, как эти новоорлеанские дома. Я знаю, чего бы мне хотелось. Я хочу совсем новый дом — я видела картинку.., стой, стой… — в «Харперс уикли». Что-то вроде швейцарского шале.

— Швейцарского — чего?

— Шале.

— Скажи по буквам.

Она выполнила его просьбу.

— Вот как! — произнес он и пригладил усы.

— Дом прелестный. У него высокая остроугольная крыша, под ней — мансарда, поверху идет как бы частокол, а по углам — башенки, крытые цветной черепицей. И в этих башенках — окна с синими и красными стеклами. Все — по моде.

— И перила крыльца, должно быть, с переплетом?

— Да.

— А с крыши над крыльцом свешиваются этакие деревянные кружева?

— Да. Ты, должно быть, видел такой.

— Видел.., но не в Швейцарии. Швейцарцы очень умный народ и остро чувствуют красоту в архитектуре. Ты в самом деле хочешь такой дом?

— Ах, конечно!

— А я-то надеялся, что общение со мной улучшит твой вкус. Ну, почему ты не хочешь дом в креольском или колониальном стиле, с шестью белыми колоннами?

— Я же сказала, что не хочу ничего старомодного. А внутри чтобы были красные обои и красные бархатные портьеры и чтоб все двери раздвигались. И конечно, много дорогой ореховой мебели и роскошные толстые ковры, и… Ах, Ретт, все позеленеют от зависти, когда увидят наш дом!