Онлайн книга «Эпидемия»
|
– Мне конец, – прохрипел мужчина. – Я не хотел… Я думал, что прибор поможет… Эти слова только укрепили Островского в его подозрениях. «Он совсем плох. Надо проводить интенсивную терапию. В боксе – не самый лучший вариант, но…» Мужчина словно читал его мысли. – Не надо никого звать, – сказал он. В горле раздалось звонкое бульканье, и мужчина перекатился набок, выплюнув изо рта порцию горячей дымящейся крови. Островский решительно направился к выходу, чтобы позвать кого-нибудь на помощь, но мужчина внезапно сказал таким твердым голосом, что старик замер на месте. – Не выходите отсюда! Нельзя! – Что вы сказали? Кривая ухмылка исказила лицо черноволосого. – Я знаю, о чем вы думаете… ГЛПС? Ха… – он вытер губы тыльной стороной кисти. – Все гораздо хуже! Некоторое время он молчал, пытаясь поудобнее устроиться на подушках. Затем вытянул руку, показывая на табурет рядом с кроватью. – Присядьте… Владимир Николаевич. «В конце концов, я в маске… Здесь ультрафиолет…» – решил Островский и после недолгого колебания сел на табурет. Но больше всего его поразило то, что пациент назвал диагноз, пришедший ему в голову минутой раньше. – Вы – врач? – спросил Островский. – Это не геморрагическая лихорадка. – Тогда что? Мужчина судорожно сглотнул («собственную кровь», – догадался Островский); от этого движения розовые слезы снова потекли по его щекам. – Сапожник сам сделал для себя сапоги, – сказал он. – Ну, и что хорошего из этого получилось? – Алексей… – Островский быстро глянул на обложку серой картонной папки. – Викторович. Вы уверены, что… адекватно оцениваете происходящее? – Мозги еще не отлетели, – медленно выговорил Ремизов. – Хотя… Судя по всему, у меня начался геморрагический отек легких… Видите кровь? Островский кивнул. – Значит, и мозги потихоньку превращаются в малиновое желе… Удивительно, что я еще соображаю. Доктор сделал движение, собираясь подняться. – Не уходите, – с мольбой сказал мужчина. – Я умираю… – он закрыл глаза. Повисла пауза. Островский понимал, что все это выглядит по меньшей мере странно: он сидит у постели умирающего и даже не пытается ему помочь. Но еще более странным было то, что больной сам запрещал делать это. – Я немного боюсь… – сказал мужчина. – Не оставляйте меня одного. Островский всем своим грузным телом подался вперед и пожал мужчине руку. – Ну что вы, голубчик, ей-богу! Все будет хорошо. Я сейчас… Черноволосый резко открыл глаза и поймал Островского за запястье. – Вы не уйдете. Если уж вошли, теперь этого делать нельзя. Послушайте меня внимательно, у нас очень мало времени. Он стал рассказывать, и чем дальше он рассказывал, тем больше старик недоумевал и сам не знал, верить ли тому, что он слышит. Вернувшись с результатами анализов, Алена заглянула через стеклянные двери и была поражена увиденной картиной: Островский сидел рядом с больным и очень внимательно его слушал. Он не делал никаких записей в истории, только кивал, соглашаясь с чем-то. Алена нажала кнопку переговорного устройства. – Владимир Николаевич! Островский вздрогнул и обернулся. Он подскочил к микрофону, установленному в боксе: – Оставь бланки на столике в тамбуре и сейчас же выходи! Не вздумай заходить сюда! – Как скажете, – с удивлением сказала Алена и сделала, как велел заведующий. Островский дождался, когда она снова оказалась в коридоре, затем быстро вышел, схватил бланки анализов и вернулся в бокс. – Ну, и что там? – спросил мужчина. Черные волосы намокли от пота и облепили его бледное лицо. – Вы все еще хотите найти увеличение количества эритроцитов и незначительный лейкоцитоз? – Признаться, да. Но здесь – все наоборот. Лейкопения, эозинопения и нейтропения. Все как при гриппе. – Да это и есть грипп, – усмехнулся умирающий. – А-Эр-Си-66, собственной персоной. Неужели вы до сих пор мне не верите? – Увы, приходится верить. И что я теперь должен делать? Вы многих успели заразить? – Не думаю. Катаральные симптомы до сегодняшнего утра были выражены не очень четко… Я не так уж и много чихал… – А сегодня… – начал Островский. Мужчина перебил: – Вы уже инфицированы. Но вирус пока в неактивной форме. Вы инфицированы, но еще не больны. И не заболеете, если… Черноволосый закашлялся, извергая алую пенящуюся мокроту. Островский не понимал, что ему делать. Голова шла кругом, и он уже не знал, за что хвататься. С одной стороны, он должен был выполнять свой долг. Но с другой… Учитывая то, что сказал этот пациент… Как ему не хватало сейчас доброго совета! Островский вышел в тамбур, достал из кармана мобильный телефон и набрал домашний номер Гарина. – Андрей Дмитриевич! Голубчик! Господи, как же я рад вас слышать! Скажите честно, с вами все в порядке? – Более или менее, – ответил Гарин. – Спасибо за беспокойство. – Ой, ну слава Богу! Простите старика, что не позвонил раньше. Не поверите – ни минуты свободной не было! Вы помните Ремизова? Который с лихорадкой неустановленной природы? Гарин насторожился. – Что с ним? – Ой, – Островский вздохнул. – Это не телефонный разговор. Я даже боюсь об этом говорить. Знаете, как раньше? Гонцов, приносящих дурные вести, сажали на кол. Вот и я – ощущаю некоторый дискомфорт в одном месте. С самого утра. – Что случилось, Владимир Николаевич? – Андрей Дмитриевич, – Островский замялся. – Не знаю, как и сказать. Не хочу накликать беду, но мне кажется… – он замолчал. – Что? – Мне кажется, у нас начинается… эпидемия. Не будете ли вы столь любезны подъехать прямо сейчас и помочь мне кое в чем разобраться. Поверьте, это очень важно. В трубке воцарилось молчание, и Островский поспешно добавил: – Андрей Дмитриевич, знаю, что я очень некстати, но все же… Хватайте такси и приезжайте! – Еду, – ответил Гарин. Островский сбросил вызов и вернулся в бокс. Первое, что он увидел – это расширенные от ужаса глаза Ремизова. Теперь слезы были не розовыми – красными. – Зачем?! – прохрипел он. – Зачем вы… – и потерял сознание. – Алена! – крикнул Островский в интерком. – Стой там и никого не пускай! Слышишь? Никого! |