Книга Ничего хорошего, страница 31 – Линда Фэйрстайн

— С кого ты хочешь начать?

— Сейчас приведу Дюпре.

Скоро Чэпмен вернулся в сопровождении доктора Джона Дюпре. Я встала, чтобы поздороваться, и, пожимая протянутую им руку, успела окинуть его взглядом. Он был на восемь лет старше меня и на несколько дюймов выше, короткая стрижка, усы, очки в тонкой оправе, прекрасно сложен. Одет в спортивную куртку и синие брюки, лицо серьезное, как у всех честных людей, когда они оказываются втянуты в расследование убийства и впервые дают показания в полиции.

— Я знаю, что для вас это был долгий день, доктор Дюпре. Мы с детективом Чэпменом хотим попросить вас повторить свой рассказ, если вы не против.

— Если это поможет следствию, то я не возражаю. Похоже, у меня и выбора-то особо нет. Итак, я приехал в медицинский колледж в середине дня. Мой частный кабинет, где я принимаю большинство пациентов, расположен на Централ-парк-вест. В «Минуит» я отправился потому, что мне нужно было в тамошнюю библиотеку. Это на шестом этаже, где, ну... где офис Джеммы Доген. Был. Во второй половине дня в библиотеке всегда много народу, так было и на этот раз. Я обсудил с несколькими коллегами случай, над которым работает доктор Спектор.

— Боб Спектор? Нейрохирург, которому доктор Доген должна была ассистировать тем утром, когда ее убили?

— Да, именно. Спектор проводит серьезное исследование по болезни Хантингтона. Вы знаете, что это такое?

Дюпре склонил голову набок и посмотрел на нас, он говорил с едва уловимым южным акцентом.

— Я только знаю, что это наследственная болезнь, которая не поддается лечению.

— Правильно, мисс Купер. Это расстройство центральной нервной системы, оно характеризуется прогрессирующим разрушением интеллекта и непроизвольными моторными движениями. Спектор очень давно занимается этой болезнью, и... он тут важная шишка, так что...

— Но доктор Доген все равно была начальником, да? — подсказал Чэпмен.

— Да, но ходили слухи, что она собирается вернуться в Англию в конце семестра. Поэтому, честно говоря, — продолжил Дюпре, едва заметно улыбнувшись, — многие из нас считали, что теперь пора начинать лизать задницу доктору Спектору. Извините за прямоту, мисс Купер. Многие врачи пытались подружиться с Бобом Спектором. Думаю, он станет нашим новым начальником.

— А какие отношения были у вас с Джеммой Доген?

— Со Снежной Королевой? Очень поверхностные. Но заметьте, если нам приходилось общаться, то мы прекрасно ладили друг с другом. Но я плохо знал ее, и — наверняка вам скажут это многие — она, похоже, не очень-то меня жаловала.

— Почему?

— Понятия не имею. Абсолютно никакого понятия. Я не хочу рассказывать вам о дискриминации на расовой почве, как вы могли бы подумать. С таким же успехом она могла быть обычным снобом, не хотела тратить на меня время, потому что я не хирург. Она была сама по себе. Иногда я встречал ее по утрам — я тоже бегаю вдоль реки, — но, думаю, она была счастлива в своем одиночестве.

— Это вы ассистировали Спектору вместо Джеммы Доген в то утро, когда она была убита?

— Нет, что вы! Я ничего об этом не знаю, детектив. Меня даже не было в госпитале в среду утром. Я же невролог, я не имею права делать операции, понимаете. Я могу лечить пациентов с заболеваниями мозга, но только не путем операционного вмешательства.

— А почему вы пошли в отделение рентгенологии, доктор?

— Это была не моя идея. Это все доктор Харпер, Колман Харпер. Спектор сделал несколько снимков пациента с болезнью Хантингтона, которого лечит уже несколько лет. Мы разговаривали об этом его проекте, и Колман предложил сходить посмотреть снимки, чтобы сравнить с теми, которые сделали в прошлом году. Мы спустились на второй этаж. И удивились, увидев открытую дверь. Но вы же знаете, какие у нас проблемы с безопасностью. Но это не только у нас, поверьте. Так обстоят дела во всех крупных больницах. Я даже, помнится, слышал про убийство в Беллвью, подобное этому, это было еще до того, как я приехал в Нью-Йорк.

— Что же случилось? Прошу, расскажите точно, что случилось, когда вы вошли в комнату.

— Мужчина, которого вы арестовали, спал, свернувшись на полу. Колман включил свет, и мы увидели его. Не заметить пятна на его штанах было невозможно. Я понял, что это кровь. И велел Колману пойти и немедленно позвонить кому-нибудь, сказал, что останусь, прослежу, чтобы этот парень никуда не делся.

— Вы его разбудили?

— Нет, только когда вернулся Колман. Я хочу сказать, что не заметил у него оружия, но не был уверен, что он не спрятал его под собой. Мы вроде как легонько потолкали его ногами. Он открыл глаза и стал бормотать. Все время повторял: «Извините, простите». Я понятия не имею, за что он извинялся, за то, что был там, где ему быть не положено, или за то, что убил доктора Доген.

— А потом?

— Минут через десять появился детектив, которому мы сбросили сообщение на пейджер. И забрал этого джентльмена с собой.

Чэпмен задал Дюпре еще несколько вопросов, а я пока записала некоторые детали разговора в блокнот. Мы поблагодарили доктора Дюпре и попросили задержаться у нас еще на некоторое время, пока мы поговорим с остальными свидетелями. И, естественно, велели не обсуждать ни с кем нашу беседу.

Петерсон вывел его из комнаты, а Чэпмен пошел за Колманом Харпером.

Доктор Харпер все еще был в медицинском халате, и это через три часа после того, как его доставили в участок для повторного рассказа, как они с Дюпре обнаружили в больнице бродягу. Он был немного ниже Дюпре — примерно моего роста, — коренастый и крепкий, а в каштановых волосах уже наметилась проседь. И не мог унять нервную дрожь в левой ноге — я заметила это, когда он садился на стул напротив.

Мы пожали друг другу руки, я объяснила, почему нам снова необходимо поговорить с ним, и посоветовала ему успокоиться.

— Все это так странно, мисс Купер. Я никогда еще не был замешан ни в чем подобном. Даже не знаю, с чего начать.

— Не волнуйтесь. Большинство свидетелей, которые к нам приходят, раньше не сталкивались с преступлениями и полицией. Мы с детективом Чэпменом просто зададим вам несколько вопросов.

Сначала Чэпмен, как обычно, спросил свидетеля о нем самом. Харпер рассказал о себе и своем образовании.

— Меня приняли в Медицинский центр Среднего Манхэттена примерно десять лет назад. Но где-то через год после прихода туда доктора Доген я ушел, так что большую часть времени, которое она проработала в центре, меня там не было. Я уехал обратно в Нэшвилл, где живет семья моей жены, и там практиковал как невролог. Затем, после развода, я подумал, что можно попытаться вернуться в большой медицинский центр и заняться тем, чем всегда мечтал. Вернулся я в прошлом сентябре.

— И вы здесь стипендиат? — уточнила я, просматривая записи Майка.

— Собственно говоря, да. Это, конечно, некий компромисс, но, когда жена бросила меня, я решил попытаться и заняться вещами, которые мне действительно нравятся. Меня всегда интересовала нейрохирургия. Поэтому я пошел на небольшое понижение зарплаты и согласился на эту должность — я немного старше других участников этой программы, — но зато получил право ассистировать на операциях. Возможно, я пойду дальше и запишусь на программу подготовки нейрохирургов здесь же, в центре. Я давно должен был это сделать.