Книга Прикоснись ко мне, страница 46 – Джус Аккардо

— Адрес — тот же, что и всегда.

— Понятно.

Молчание.

— Ну? — наконец сказала я и посмотрела на часы, стоявшие на ночном столике. Всего только полночь. Я, верно, лишь чуть-чуть прикорнула — в прошлый раз, когда смотрела на часы, было двадцать минут двенадцатого.

— Что «ну»? — спросил Алекс раздраженно.

— Ты сказал, что хочешь знать, в порядке ли я.

Я покрутилась перед ним:

— Видишь, я в полном порядке. Что-нибудь еще?

— О боже! — произнес он сквозь зубы. — Как ты умеешь доставать!

— Спасибо! — отозвалась я, показывая на окно. — Ты не воспримешь это как шутку, если я предложу тебе убраться отсюда ко всем чертям?

Алекс вздохнул:

— Слушай, не злись на меня, не надо. Этот «Деназен» мне поперек горла. Я…

Мне совсем не были интересны извинения Алекса Моджорна, тем более что они были не такими уж искренними.

— Я все поняла, больше не надо. Береги себя.

Он некоторое время молча сидел, осматривая комнату. Потом сказал:

— Тут ведь немногое изменилось, верно?

Стены в моей комнате были того же лазоревого цвета, что и тогда, когда мне было семь. Кое-что из мебели было заменено, но все стояло так, как стояло всегда. Если отодвинуть кровать от стены, на обратной стороне спинки можно заметить маленькое, вырезанное в дереве сердечко, на котором написаны мое и его имена. Тысячу раз после того вечера в бильярдной Родни я с кухонным ножом в руке отодвигала кровать, чтобы расправиться с этим сердечком, но так и не смогла.

— Еще что-нибудь? Ну, помимо осмотра достопримечательностей?

Алекс явно нервничал, даже, как мне показалось, дрожал.

— Мне нужно кое-что тебе сказать, — произнес он наконец.

Вот оно что! Ему нужно кое-что сказать, и он трусит! Я села на кровать, чтобы было удобнее смотреть, как его корчит.

— Я знал, кто ты такая.

Я-то думала, он начнет опять молоть чепуху. А он совсем о другом!

— Ну?

Он переминался с ноги на ногу.

— Я знал, кто ты такая — с самого начала. Я знал, что ты дочь Маршалла Кросса.

Куда подевался весь воздух из комнаты? Его же было так много! Это был удар ниже пояса. Я открыла рот и закрыла снова. Слов не было. Я разучилась говорить. Он что, использовал меня? Он об этом хочет сказать? И все, что между нами было, — сплошная ложь?

— Я думал, что, если мы сблизимся, — продолжал Алекс, — ты сможешь нам помочь с информацией о своем отце. И «Деназене».

Он сделал паузу, чтобы понять мою реакцию. То, что он увидел на моей физиономии, вероятно, заставило его нервничать еще больше, потому что он заторопился:

— Правда, очень скоро я понял, что у тебя нет ключика к «Деназену» и к тому, что делает твой отец. Ты была просто невинным ребенком, который ни о чем об этом и представления не имел…

Да Алекс-то еще хуже, чем мой папашка! Хуже потому, что я так верила в него! Верила в нас! Это было ужасно — осознать, что все, что нас связывало, на поверку оказалось таким дерьмом!

— И как скоро ты это понял?

Алекс поднял руки вверх, будто сдаваясь неприятелю:

— Примерно через полгода после того, как мы начали встречаться.

— А остальное время?

Я наседала на него; голова моя шла кругом. Выходит, он использовал меня, чтобы добраться до моего отца!

— Мы же были вместе больше года.

— Я помню. Джинджер и другие, которые с ней, они велели мне порвать с тобой после того, как стало ясно, что ты ни при чем. Но я не смог. Я в тебя…

Я проиграла схватку сама с собой. Мой кулак пришел в жесткое, хотя одновременно и приятное для меня соприкосновение с его челюстью:

— И у тебя хватает наглости стоять здесь и говорить, что ты в меня влюбился?

— А ты не хочешь об этом слышать?

С сумрачным видом он потирал подбородок.

— Все это ужасно, но я реально в тебя влюбился. И все, что было между нами, не было враньем.

Я опять двинулась на него, но он знал, чего от меня можно ждать. Ухватив меня за руку, слегка заломил ее, и я согнулась. Набрала воздуха и прошипела:

— Ты — последний подонок! Тебе было мало уже однажды разнести меня в клочья; ты пришел, чтобы снова это сделать?

— Если я правильно помню, на этот раз ты пришла ко мне.

Я не ответила. Мы так и стояли в лунном свете в странной, неудобной позе. Через пару минут он вновь заговорил:

— Я сделаю это.

— Что еще ты сделаешь?! — выпалила я.

— Я помогу тебе с «Деназеном». Я сделаю это.

Бесполезно! Сначала рвет тебе сердце на куски, потом подлизывается. Обычный ход Алекса Моджорна.

— С чего бы? Уж не чувствуешь ли ты себя виноватым?

— Ничего общего с чувством вины. Я просто спать не могу, когда думаю, что ты со всем этим один на один.

Я рассмеялась.

— Решил обо мне позаботиться? Мне не нужен рыцарь в сверкающих доспехах, понял? Когда дойдет до дела, ты все провалишь. Поэтому сделай милость, мотай отсюда!

— О, черт! — выругался Алекс. — Но я ведь реально пытаюсь помочь.

— Тебя что, кто-нибудь об этом просил? — шипела я, подталкивая его к окну.

Алекс споткнулся, восстановил равновесие и оттолкнул меня.

— Ты думаешь, что знаешь все, но это не так! — рычал он. — Та девица, с которой ты меня накрыла у Родни, она была Шестым.

Я едва не застонала. Мне только деталей не хватало! Теперь он мне станет рассказывать, какой у нее номер лифчика и что она нагишом любит ходить в лунном свете по пляжу.

— Да мне никакого дела нет! Все! Это уже история! Двигай отсюда и оставь эту ерунду при себе.

— Эта девица сделала мне тогда одолжение.

— Одолжение?

Прикол за приколом! Если бы это касалось не меня, вся история могла бы показаться уморительно смешной. Но звездой этой трагедии была я сама, и мне было не до смеха.

— Конечно, одолжение! — продолжала я. — Разрешить себя пощупать, да дать губищи отсосать на физиономии. Классное одолжение!

— Это была подстава. Я сам себя подставил. Мне нужно было, чтобы ты увидела нас с этой девицей вместе.

Подстава? Что за черт?

— Ты что, стал совсем размазней? Почему было просто не порвать со мной, если я тебе надоела?

— Я же тебе сказал: все требовали, чтобы я с тобой разошелся. Когда я этого не сделал, они, конечно, побухтели, но потом смирились. А потом, со временем, начали говорить, что тебя можно использовать не только для получения информации. Они хотели с твоей помощью добраться до твоего отца. Меня эта идея убивала. Я не хотел, чтобы они втянули тебя в свои дела с «Деназеном», и я им об этом сказал.