Книга Единственный мой, или Не умею жить без тебя, страница 31 – Екатерина Гринева

Где-то внизу громко хлопнула дверь, и я вздрогнула: в любой момент могли обнаружить Дашкино тело. К ней мог прийти кто-то из ее бывших дружков, и тогда все ниточки потянутся ко мне. Мне нужно было уходить. И чем скорее я это сделаю – тем лучше…

– Спасибо, я пойду.

Я достала тысячу рублей и протянула Марии Петровне. Она проворно сунула ее в карман.

Повернувшись, я бросила ей на прощание «До свидания!» и спустилась вниз по лестнице. «Только бы меня никто не увидел», – подумала я. Лишние свидетели мне ни к чему.

Я никого не видела…

Кирилл сидел в машине и курил. Когда я села рядом, он вскинул на меня глаза:

– Ну!

– Она не покончила с собой. Ее убили. Кто-то наведался к ней вчера в половине двенадцатого ночи.

Кратко я рассказала ему разговор с Марией Петровной. Кирилл слушал меня внимательно.

– Сумасшедшая! – покачал он головой. – Ты станешь подозреваемой номер один. Ты хоть понимаешь это?

Я посмотрела на Кирилла так, будто видела его впервые.

– Мне уже все равно, – отчеканила я.

– Ты хочешь угодить за решетку? – В голосе Кирилла прозвучала ирония. – И чтобы девчонки росли без матери, а я носил тебе передачи?

– Нет! Но я не могла не попытаться выяснить правду.

– Кому нужна эта правда, – сердито сказал Кирилл. Машина отъехала от дома. – Правдолюбка выискалась. Правда бывает… очень опасной, – заключил он.

– Ой, испугал, – усмехнулась я. Но на душе скребли кошки: только теперь поняла, во что вляпалась и к чему может привести меня разговор с Марией Петровной и желание докопаться до этой самой правды. Надо было быть осмотрительней.

– Поздно, Вася, пить боржоми, – как будто услышав мои мысли, сказал Кирилл.

– Я хочу домой. И там… все обдумать.

– Обдумывать нечего, завтра я покупаю билеты, и мы летим на Мальдивы.

– А почему не на Багамы?

– На Сейшелы, Маврикий, в Китай… словом, к черту на кулички, где ты могла бы развеяться и все забыть, как кошмарный сон. Тебе это нужно, пойми. – И Кирилл дотронулся до моей руки. – Очень нужно.

– Да-да, я понимаю. – Голова была ватно-свинцовой, и больше всего на свете мне хотелось спать.

– Ты отощала за эти месяцы и стала похожа на скелет.

– Зато влезаю в свои старые платья.

Кирилл криво улыбнулся:

– Больше всего мне нравится в тебе такой вот черный юмор.

– И это все?

– Зачем говоришь, ты и сама все знаешь.

Я ничего не ответила. Прислонившись к стеклу, я дремала: перед глазами мелькали то картины прошлого, то настоящего…

Незаметно мы доехали до дома, и Кирилл негромко сказал:

– Выходим.

– Все, Кирилл, спасибо, до завтра.

Но он покачал головой:

– Ты думаешь, я тебя оставлю в таком состоянии? Хорош бы я был… – он не договорил. – Я заночую у тебя, – сказал он решительным голосом. – И никакие возражения не принимаются. Даже и не проси, – поднял он вверх руку.

– Возражения есть, но спорить с тобой бесполезно, как я поняла.

– Ты поняла все правильно. Поэтому не будем тратить время на бесполезные препирательства, это совершенно ни к чему. Ты, как я уже понял, женщина упрямая, но здесь тот самый случай, когда упрямство лучше спрятать куда подальше.

В квартире я без чувств опустилась на кровать, в голове шумело и стреляло.

– Ложись в соседней комнате, – пробормотала я Кириллу. – И утром меня не буди, буду спать до победного.

Проснулась я ночью от какого-то внутреннего толчка.

Не сразу я вспомнила события вчерашнего вечера, а когда вспомнила, то нахмурилась. Алексей исчез, Дашка мертва.

И что мне теперь делать? Где искать Алексея? Жив ли он? И почему он ушел с одной спортивной сумкой? Куда? Удрал от Дашки? Не похоже. А что тогда? Я встала и подошла к окну. Лунный свет заливал тусклым светом двор.

Утром за завтраком Кирилл меня предупредил:

– Не вздумай никуда уходить. Слышишь – никуда. Сиди дома и все. Выходить тебе опасно. Я скоро приеду, и тогда мы что-нибудь сообразим. Понимаешь? Мне нужно по работе отъехать, но я быстро закруглюсь со своими делами и приеду к тебе. Поняла?

Я послушно кивнула, хотя, что мы могли «сообразить», не представляла.

– Я, конечно, тебе очень благодарна за такую трогательную заботу… – вспыхнула я, – но в принципе могу и сама…

– Вот про слово «сама» забудь, – твердо сказал Кирилл, – считай, что оно не из твоего лексикона. Ясно?

Я вторично кивнула.

– Вот и договорились, – бросил мне Кирилл уже в дверях. – Приятно, когда ты не возражаешь, а соглашаешься.

Оставшись одна, я не могла ни на чем сосредоточиться. В голову лезли разные мысли. Что случилось с Алексеем? Почему он не дает о себе знать? Мог бы и позвонить мне… Все-таки десять лет прожили вместе. А он все взял и отрубил. А если ему грозит нешуточная опасность? Но какая?

И что я могу сделать? Где его искать? Я думала поговорить с Дашкой и чтобы она дала мне хоть какие-то зацепки, но ее убили. За что? Она слишком много знала? Но что она могла знать? Или это все-таки связано с Алексеем? «Он ушел, а она осталась», – эта фраза вертелась в голове. Он удрал. Потому что предчувствовал беду? Или просто ушел от опостылевшей женщины. Последняя мысль меня грела, но интуиция подсказывала, что не все так просто. И в жизни лучше смотреть суровой реальности в глаза, а не заниматься приукрашиванием действительности.

Я позвонила матери и попросила позвать к телефону девочек. Дома была Настя, она сразу подбежала и проворковала:

– Мамочка! Я так по тебе соскучилась.

На мои глаза навернулись слезы.

– Таня где?

– У моря. Пошла с дедушкой погулять.

– А ты чего не пошла?

– Захотела с бабушкой остаться. Помочь на стол накрыть. Мы скоро обедать будем.

Младшенькая была хозяйственной и любила помогать по дому.

– Солнышко! – Я замолчала. Меня душили слезы. – Как я хотела бы быть сейчас с вами.

– А чего ты не приезжаешь?

– Приеду, обязательно приеду.

– А папа?

Возникла пауза.

– Папа пока не может к вам приехать, – я говорила медленно, осторожно подбирая слова. – Он приедет позже.

– А он приедет? – спросила кроха, и у меня сердце упало в пятки. Все-таки Настюша была такой чуткой и все понимала на каком-то недетском интуитивном уровне. А может, именно потому что была ребенком и чувствовала фальшь. Во всяком случае от Настюши мне часто было не по себе.