Книга Ее андалузский друг, страница 25 – Александр Содерберг

— Хорошо. Арон, ты привез мне то, о чем я тебя просил?

Арон достал сумку, улыбнулся и протянул ее Терри. Тот подержал ее в руках, словно взвешивая, а затем присел на корточки и расстегнул молнию. Достав небольшой предмет, завернутый в кусок бархата, осторожно положил его на палубу и развернул. Йенс буквально слышал, как мужчина задержал дыхание, когда увидел миниатюрную каменную статуэтку. В глазах Йенса она не представляла собой ничего особенного — маленькая, серая и бесформенная. Терри поднял ее, разглядывая в свете единственной лампы, и начал с восторгом рассказывать о том, какая она старинная, — это сокровище инков, оно бесценно.

— Спасибо, Арон, — произнес Терри.

— Не благодари меня, поблагодари дона Игнасио. Это он добыл ее для тебя.

Лежек и Арон ушли вниз. Терри не сводил глаз со статуэтки.

— Ты намерен ее продать? — спросил Йенс.

— Нет, такую вещь продать невозможно. Я оставлю ее себе, буду хранить дома и любоваться. — Он обернулся к Йенсу. — Но я продаю другие штучки в таком же духе, если тебя это может заинтересовать.

Йенс улыбнулся, покачал головой.

— К тому же это хороший противовес твоему оружию и кокаину, который мы везем на берег. Она призывает силы добра. Это нам поможет.

Йенс получил ответ на вопрос, что Арон и Лежек делали на корабле.

На средства, которые Гунилла перевела на его банковский счет, Ларс купил «Фольксваген LT35» — белый фургон без всяких отличительных черт. Большое грузовое отделение внутри было отделено от сиденья водителя перегородкой, в задней двери имелось лишь одно небольшое окошко, да и то с зеркальным стеклом.

Теперь фургон стоял, припаркованный метрах в семидесяти от дома Софии на небольшой гравиевой дорожке, огибавшей коттеджный поселок. Ларс обзавелся потрепанным креслом, которое поставил в багажное отделение. Там он мог сидеть в наушниках, подключенных к приемнику, который, в свою очередь, был присоединен к записывающему устройству, и слушать со стереоэффектом, как семейство Бринкман ужинает. С каждым произносимым словом, с каждым намеком Ларс все лучше узнавал Софию и тот мир, который ее окружал, — ее мысли, ее чувства…

Он следил за ней вот уже две недели, однако казалось, что прошла целая вечность. В этой бесконечной череде дней, вечеров и ночей, когда он наблюдал за ней, фотографировал ее, обдумывал ее действия и писал ничего не говорящие отчеты для Гуниллы, внутри его начало происходить что-то непонятное. Он почувствовал себя немного свободнее и сильнее, и внутренний голос, постоянно ставивший под сомнения все, что он делал, стал звучать несколько тише.

Ларс сам до конца не понимал, чем вызвано это изменение, — возможно, это временное состояние, или оно связано с его новой работой, или же все это результат его постоянного одиночества в течение дня. Когда он начинал размышлять об этом, ему казалось, что во всем этом заслуга Софии Бринкман. Ее появление в его жизни открыло ему новые грани, ее женственность заставила лучше понять собственную мужественность. Благодаря ей он осознал, что ему нужно, о чем на самом деле мечтал. София открыла ему новый мир, и он чувствовал: если она смогла сотворить с ним такое на расстоянии, даже не зная его, то и он мог бы сделать для нее нечто подобное. Он знал, что их судьбы сплетены воедино и что она каким-то образом тоже это понимает…

В наушниках Ларс слышал откровенный диалог между Софией и Альбертом. Они общались естественно и сердечно — его это удивляло, он никогда не сталкивался ни с чем подобным.

В последние часы своей смены Ларс полулежал в кресле, подстригая ногти, и слушал Софию, которая лежала в кровати и читала книгу. Единственное, что время от времени долетало до него, — это звук переворачиваемой страницы. Ларс закрыл глаза. Казалось, он лежит рядом с ней в постели и она улыбается ему.

Ларс ехал в ночи, опустив боковое стекло, вдыхая запахи шведской весны, внезапно перешедшей в лето: воздух был теплым и свежим одновременно.

Дома он составил на пишущей машинке очередной отчет.

— Почему ты пишешь на машинке, а не на компьютере? — В дверях стояла Сара в своей омерзительной застиранной ночной рубашке.

Поднявшись, он подошел к ней, захлопнул дверь прямо у нее перед носом и заперся изнутри.

— Какого черта? Какая муха тебя укусила?

Через дверь ее голос звучал совсем глухо.

Ларс не слушал ее, продолжая писать. В отчете для Гуниллы он в общих чертах пересказал диалог за ужином. Листы бумаги прокрутились в факсовом аппарате, а затем отправились в уничтожитель бумаг. Идти и ложиться в постель рядом с Сарой не хотелось. Коньяк давно кончился, винные бутылки стояли пустые. Ларс взялся за бутылку шерри, стоявшую в баре. Он не помнил, каково ее происхождение, она всегда стояла там. Отхлебывая прямо из горлышка, он ждал, пока загрузится компьютер. Шерри — какое дерьмо! Сладкий напиток с омерзительным вкусом — и кто его только придумал? Усилием воли Ларс заставил себя выпить. Окружающий мир стал чуть менее гнусным, и мозг слегка разогрелся. Экран компьютера замерцал, и появилась заставка рабочего стола. Выбрав папку с фотографиями, Ларс запустил слайд-шоу, а потом включил подборку классической музыки и стал смотреть фотографии Софии под звуки Пуччини. У него скопилось несколько сотен ее фотографий, которые сейчас появлялись одна за другой у него перед глазами с интервалом в пять секунд — увеличенные до размеров экрана.

Откинувшись в кресле, Ларс смотрел, как София едет на велосипеде на работу, как вставляет ключ в замок своей двери, как темнеет ее силуэт в окне кухни, как она выходит к почтовому ящику за газетой, как подстригает розовый куст, растущий у стены дома. Он видел, где она находится, что чувствует, о чем думает — отмечал каждый оттенок в выражении ее лица. Получалось нечто похожее на фильм — фильм о внутреннем мире Софии Бринкман. Ларса позабавила сама эта удивительная ситуация — что он, редко размышляющий о таких материях, случайно столкнется с женщиной, о которой знает все. Или это случайность? Нет, ничего не бывает просто так. Возможно, сама судьба решила указать ему верный путь.

Ларс распечатал свои любимые фотографии Софии, положил их в папку, нарисовал на обложке цветочек и спрятал папку в дальний ящик.

София шла по коридору, глядя в пол и ни о чем особо не думая. Однако подняла глаза, услышав шаги навстречу.

Ее внимание привлекла женщина лет пятидесяти. София узнала ее — уже видела раньше. Она приходилась родственницей кому-то из пациентов. Кому именно, София не знала.

— София?

Ее удивило, что женщина назвала ее по имени — такое случалось нечасто, несмотря на бейдж у нее на груди.

— Меня зовут Гунилла Страндберг, и мне хотелось бы поговорить с вами.

София кивнула, улыбнувшись своей профессиональной любезной улыбкой:

— Разумеется.

Гунилла огляделась по сторонам, и София догадалась, что та не хочет разговаривать в коридоре.