Онлайн книга «Секреты Лос-Анджелеса»
– Это Эксли. Уайт, где ты? – В Эрроухед. Только что прочел дневник Линн. Теперь я знаю все про твоего старика, Дитерлинга и Атертона. Все знаю, понятно, мать твою? Сейчас мне нужно найти одного человека. Когда я с этим разделаюсь, имя твоего папочки появится в шестичасовых новостях. – Уайт, подожди! Мы можем договориться! – Иди к черту, Эксли. * * * Назад в Лос-Анджелес. По третьему кругу: Чайнатаун, Стрип, «Билтмор». Перед глазами плавают алые круги, китаезы кажутся похожими на музыкантов из группы Спейда, у «Ковбойских ритмов» – желтые физиономии, глаза-щелочки. Все норы, все укрытия проверены по три раза. Кроме одной: у агента Кули он был только однажды. Бад едет в «Ассоциацию Ната Пенцлера». Дверь в кабинет открыта – мистер Натски у себя за столом кушает сэндвич. Заметив Бада, чуть не давится: – О черт! – Спейд вчера не появился на концерте. Должно быть, он тебе стоит кучу денег. Пенцлер сует руку под стол: – Эх, Тарзан, знал бы ты, сколько неприятностей доставляют мне клиенты! – Что-то ты не сильно этим огорчаешься. – Потому что в конечном счете всегда остаюсь в прибыли. – Знаешь, где он? Пенцлер, что-то заталкивая под стол: – Скорее всего, где-нибудь на Марсе в обнимку со старым приятелем «Джеком Дэниелсом» [63] . – Что это ты там, под столом, делаешь? – Яйца себе чешу. Так хочешь на меня работать? Пять сотен в неделю и десять процентов агенту. – Где Спейд? – Где-то шляется, а где – не знаю. А ты зайди на следующей неделе и дай знать, если с тобой кто-нибудь мозгами поделится. – Значит, так? – Слушай, Тарзан, зачем мне от тебя что-то скрывать. Мне жизнь дорога… Бад резко бьет ногой по стулу. Пенцлер летит на пол. Бад лезет под стол: толстый сверток, завернутый в коричневую бумагу и перевязанный веревкой. Бад ставит ногу на сверток и дергает узел: внутри стопка чистых черных ковбойских рубашек. – Линкольн-Хайтс, – говорит Пенцлер, поднимаясь. – Подвал в заведении Сэмми Линя. Только помни: ты об этом узнал не от Натски. * * * Китайский ресторан Линя: вверх по Бродвею от Чайнатауна. Позади ресторана – автостоянка, черный ход на кухню. Снаружи в подвал хода нет. Снизу из вентиляционной трубы вырывается пар, доносятся голоса. Из приоткрытой задней двери доносятся пряные запахи. Вход в подвал должен быть с кухни. Бад находит во дворе палку, входит с черного хода. На крохотной кухоньке двое узкоглазых режут мясо, еще один, старый хрыч, свежует утку. Где вход в подвал? Бад соображает сразу: под соломенной циновкой у плиты. Его заметили. Молодые начинают что-то лопотать по-китайски, папа-сан взмахом руки их успокаивает. Бад показывает жетон. Старик делает движение пальцами, словно свивает невидимую нить: – Я плачу! Я плачу! Уходите! – Спейд Кули, папаша. Спустись вниз и скажи ему, что Натски прислал смену белья. Старик не унимается: – Спейд заплатил! Уходите! Я плачу! Папа-сан сжимает мясницкий нож; молодые встают рядом полукругом. – Уходите! Уходите! Я плачу! Бад ждет, когда старик подойдет поближе, и встречает его дубинкой по корпусу. Папа-сан падает на плиту – лицом в огонь. Волосы мгновенно загораются. Молодые кидаются на Бала – одним ударом дубинки он сбивает их с ног – они горой валятся на пол, Бад добавляет им ногами по ребрам. Старикан, вопя от боли, тушит волосы в раковине, лицо у него обожжено до черноты. Бад бьет его под колени – китаеза падает, не выпуская из руки нож. Бад наступает ему на руку, пальцы хрустят, старикан пронзительно вопит. Бад оттаскивает его к плите, пинком отбрасывает циновку – под ней люк, ведущий в подвал. Тошнотворная сладкая вонь опиума. Бад стаскивает вопящего китайца вниз, бьет ногой, тот замолкает. Идет по узкому проходу среди матрацев, вглядываясь в лица курильщиков. Бад пинками расталкивает их. Сплошные узкоглазые – что-то недовольно бурчат, а потом снова погружаются в забытье, каждый в своем Фантазиленде. Дым – хоть топор вешай. Едкий дурманящий запах окутывает лицо, проникает в ноздри: Бад тяжело дышит и с каждым вздохом ядовитые пары растекаются по легким. В конце подвала – дверь. Бад распахивает ее пинком. Сквозь опиумный туман: голый Спейд Кули, с ним три обнаженные девицы. Пьяное хихиканье, переплетенье рук и ног – оргия на скользкой, покрытой кафелем скамье. Бад не стреляет – боится попасть в кого-нибудь из женщин. Вместо этого нашаривает выключатель на стене, включает свет. Туман рассеивается, Спейд поднимает голову. Бад наводит на него револьвер. УБЕЙ. Кули выходит из оцепенения первым: хватает двух девиц, прижимает к себе, как щит. Бад подходит ближе. Мелькают руки, ноги, ногти целятся ему в лицо. Выскользнув из рук Спейда, девки, спотыкаясь, поспешно исчезают за дверью. Спейд: – Иисус. Мария, Иосиф… Бад наглотался опиума: в голове туман. Надгробное слово – чтобы растянуть лот миг: – Кэти Джануэй, Джейн Милдред Хемшер, Линетт Эллен Кендрик, Шерон… – ЭТО ЖЕ ПЕРКИНС, МАТЬ ТВОЮ, ЭТО ВСЕ ПЕРКИНС! – вопит Кули. Бад застывает: палец до половины надавил на спусковой крючок. Перед глазами плавают цветные пятна. Кули тараторит как пулемет: – Я видел Собачника с этой последней девчонкой, с Кендрик. Я знал, что он любит колотить шлюх, и, когда о ней рассказали по телику, спросил, не он ли это. А Собачник… господи, он меня напугал до усрачки, потому-то я здесь и прячусь. Поверьте мне, мистер, это правда! В цветных пятнах – мерзкая рожа Собачника Перкинса. Из калейдоскопа выплывает бирюзовое пятно – один из перстней на пальцах Спейда. – Откуда у тебя эти перстни? Кули, дрожащими руками обматывая бедра полотенцем: – Да все от него же, от Собачника! У него хобби такое, всюду возит с собой станок и вытачивает перстни. Он всегда насчет этих перстней отпускал какие-то странные шуточки, вроде того, что они ему помогают в деликатной работе, защищают руки – теперь-то я понимаю, о чем он! – Опиум. Он знает, где его достать? – Этот козел таскает мою дурь! Мистер, вы должны мне поверить! И Бад решает ему верить. – Я проверял места и даты. Каждый раз на месте убийства оказывался ты. Другие музыканты из твоей сраной группы приходят и уходят – остаешься только ты. |