Онлайн книга «Час печали»
|
– Моя мама умерла, когда я еще была молодой. – Но вы и сейчас молоды. – Мне тридцать четыре года. А вам, кажется, двадцать шесть? – Миссис Пауэрс, я чувствую себя столетним стариком. – Это и понятно – вы так много пережили. – Я согрешил, но время изменило меня. И я помню об обещании, которое дал вам. Мое поведение теперь безукоризненно. Колеску послышалось, что в гостиной ворчит его мать, но это мог быть и телевизор. К тому же у Мороса от волнения звенело в ушах. – Очень хорошо, что вы осознаете свои грехи. – Это несложно, если они такие огромные, как мои. – Чем ниже вы пали, тем выше можете подняться. Колеску поджал губы, изображая смирение и раскаяние. Такое выражение лица он отработал на Хольце и убедился в его действенности. – А с чем пирог? – С яблоками. Надеюсь, вам нравятся яблочные пироги? – Да, очень. – Мистер Кол... Морос, я принесла вам еще кое-что. Надеюсь, вы меня правильно поймете. Ваши слова внушили мне веру в то, что вы с радостью примете этот подарок. – Вы очень добры. – Такими учил нас быть Господь. Труди открыла сумочку, не снимая ремешка с плеча, и достала книжку в тонком черном переплете. Именно ее Колеску и ожидал увидеть. Труди положила Библию на стол рядом с пирогом. Между страниц Морос заметил записку. – Она ваша. – Боюсь, мое прикосновение осквернит эту священную книгу. – Вы недооцениваете силу всепрощения. Колеску коснулся обложки и улыбнулся Труди. – Ну, я, пожалуй, пойду. Может, потом еще поговорим. – С огромным удовольствием. В улыбке Труди сосредоточилось все добро мира. Колеску наблюдал за тем, как вздымается под блузкой ее мягкая, большая и высокая грудь. Уходя, Труди остановилась возле Хелен: – Приятно было познакомиться, миссис Колеску. – Моросу не нужна компания американских женщин. Вы его смущаете. Вы стоили ему яичек! Колеску вздрогнул. Очередное напоминание о перенесенном страдании больно ранило его. И он был готов сквозь землю провалиться от стыда. – Господь может вернуть их Моросу, – спокойно возразила Труди. – И он ненавидит яблоки. – Тогда отдайте пирог кому-нибудь, кто их любит. Труди посмотрела на Колеску и вышла. Он вернулся на кухню и прочитал записку, оставленную в Библии. Красивым и аккуратным женским почерком было выведено: Дорогой Матаморос! Мы с мужем молимся за вас днем и ночью. Если вам понадобится помощь, звоните нам! Мы можем встретиться в церкви, в парке или у океана, в общем, там, где вас не достанет назойливая толпа. Да пребудет с вами Господь, пожалуйста, звоните! Наш телефон – 555-1212. С любовью и наилучшими пожеланиями, Труди и Джонатан Пауэрс. Около шести Хелен отправилась в магазин, пообещав сыну приготовить вкусный ужин. Она вернулась с пачкой стейков, жестких, как резина, замороженным горохом, пирогом с кокосовой стружкой и двумя большими бутылками водки. Колеску смотрел, как мать заходит в дом. Ему казалось, что ужасный ужин никогда не кончится. За время трапезы его стыд трансформировался в злость, злость в гнев, гнев в спокойствие, а спокойствие в ненависть. – Морос, мне обидно, когда женщина вроде этой соседки переступает порог твоего дома. Дома, за который плачу я. Еще не было девяти, и толпа продолжала скандировать. Мать с сыном ели десерт. К пикетчикам присоединились новые люди, и их общее число увеличилось чуть ли не вдвое. Появилось еще больше журналистов. Хелен с жадностью опрокинула стакан. Колеску слышал, как она глотает. Он выпил дешевой водки, не отличающейся по запаху от обычного спирта, которым сестра протирала ему руку перед инъекциями. – Труди Пауэрс пришла впервые, – сказал Колеску. На экране он увидел беседующих Лорен Даймонд и сержанта Рэйборн. Во всей этой суматохе Морос позабыл о Мерси. Но, говоря о Труди и видя Рэйборн по телевизору, Колеску сильно возбудился. Под ладонью, лежащей на ширинке, он почувствовал знакомое движение. Колеску старался выглядеть спокойным. – ...сейчас расследование дела о Похитителе Сумочек идет вполне успешно... – Она бесстыдная самодовольная шлюха. – Хелен продолжала клеймить Труди. – У нее добрые намерения, мама. – Мы считали Веронику Стивенс третьей жертвой Похитителя Сумочек, пока не обнаружили... Хелен, глубоко вздохнув, глотнула еще водки. – Ты скучаешь по Румынии, Морос? – задумчиво спросила она. – Ничуть. – Я люблю Америку, но иногда с тоской вспоминаю о Румынии. Порой мне так не хватает некоторых приятных вещей, оставшихся дома! – Назови хотя бы одну. – О! Например, восход над Дунаем или пляж в Констанце в августе. – Для меня они ничего не значат. – ...я бы не стала делать подобных выводов... – Еще водки, Морос! Колеску налил ей водки. Он и раньше слышал такой же ностальгический бред. Еще пара стаканчиков, и мать в очередной раз начнет рассказывать ему о своем прелестном любовнике из мексиканского города Матаморос, утонченном идеалисте, поэте и фотографе, соблазнившем ее в юности. В память об этом романе и был назван Морос. Его тошнило от этой истории. Наколов льда и положив пригоршню в стакан матери, Колеску завернул нож в бумажные салфетки и опустил в карман брюк. Даже обернутый в мягкую бумагу, металл приятно холодил кожу. Колеску вернулся в гостиную и протянул матери стакан. Он смотрел на Хелен лишь краем глаза – слишком уж противна была ему мать. По телевизору все еще показывали Мерси Рэйборн. – Похититель Сумочек – трус и животное, ведь он выбирал слабых, беззащитных, ни о чем не подозревающих жертв... Колеску отметил, что на экране Рэйборн выглядела лучше, чем в жизни. Правда, слегка полнее. Зато глаза казались мягче и добрее. – Я скучаю по фрескам, – продолжала Хелен, – знаешь, по тем, которые рисовали снаружи, на стенах церквей. Бедные люди считались слишком грязными, чтобы заходить внутрь, и они любовались фресками на улице. Это было как телевидение для бедняков, хотя картинки, конечно же, не двигались. – Да, вот они мне нравились. |