Книга Братишка, оставь покурить!, страница 27 – Николай Стародымов

Ко мне Кочерга относился с благоговением. Видел едва ли не образец для подражания. Потому что я тоже сидел, причем, сидел долго, по «мокрой» статье, а после этого пренебрег вполне реальной возможностью прочно укорениться в преступном мире. Оказалось, что у нас с ним имеется общий знакомый — мир тесен, а мир «зон» еще теснее. Некий случайно получивший срок интеллигент по кличке Поэт, которого я взял под свое покровительство, впоследствии был переведен в «зону», где мотал второй срок Кочерга… Так вот и вышло, что Ленька не только меня давно заочно знал, но и заочно же уважал. В первую очередь, понятно, за тот случай, о котором ему поведал Поэт…

Ну да ладно, что-то меня сегодня все на воспоминания тянет. Наверное, старею. Или, говорят, перед скорой смертью на войне у людей такое часто случается.

Впрочем, мысль о смерти давно уже меня совершенно не пугала, даже не беспокоила. Главное — чтоб не увечье, вот это страшно.

— Так что случилось?

Ленька улыбался. Пританцовывал. Подмигивал.

— Иди проси у сербов машину, поехали на положай, — тянул меня за рукав.

Мне это надоело.

— Слушай, Ленька, я с места не сойду, пока ты не объяснишь, куда ты меня тянешь.

Реакция Кочерги была совсем неожиданной. Он весело рассмеялся, подмигивая одновременно обоими глазами.

— Смех без причины — признак дурачины, — сообщил я. — Что тебя так веселит?

— Представляю, как ты побежишь, когда узнаешь, почему я за тобой пришел.

Что за новости?

— Да что случилось?

Ленька постарался сдержать себя, даже дергаться и хихикать перестал. Только грязная кожа возле глаз все собиралась в смешливые морщинки.

— Слушай, Беспросветный… Константин Васильевич… Ну не спрашивай у меня ничего, ладно? Просто поехали — и все. Не пошел бы я пешком в такую даль, чтобы тебя из-за пустяка звать. Или чтобы тебя разыграть. Ведь правда?.. Даже первого апреля не пошел бы…

Конечно, правда. По большому счету, уйдя с положая, Ленька совершил преступление. И ради чего? Ведь и в самом деле не ради розыгрыша.

— Ладно, — решил я. — Поехали. Но только, Леонид, гляди: если это шутка…

— Никакой шутки, капитан! — заверил Ленька и опять весело, в предвкушении чего-то любопытного задергался по-новой. Не скрываю: он меня заинтриговал. — Ладно, жди!

Вернувшись в комнату, я прошел в свой угол, подхватил автомат, проверил магазин. Надел самодельную «разгрузку» — безрукавку с кармашками для боеприпасов, начал рассовывать по местам запасные рожки и гранаты. Отметил про себя, что Ромка Хопёр в углу о чем-то беседует с нашим отрядным писателем.

Есть у нас такой. Даже не так, появляются у нас такие вот иногда, писатели. Приедет, сходит с нами куда-нибудь раз-другой, потом исчезает. А там глядишь, такое появляется в газетах да журналах, что просто диву даешься, как можно писать подобное про людей, с которыми ракию пил, закусывая невкусными западными консервами и опасности делил.

Вот и этот — сидит в углу и все пишет чего-то. Или слушает. Или расспрашивает ребят о том, как они сюда попали… Еще неизвестно, что он пишет. Мы-то особенно не скрываем, кто откуда приехал, чем до армии занимался… А он, писатель наш, все на ус мотает. Может, это уже сейчас досье собирается на участников добровольческого движения в поддержку сербов.

— Ты куда, Беспросветный?

Спросил Сашка Слобода. Он накануне только просился, чтобы я его взял как-нибудь с собой на задание. Я уклонился от ответа, не сказал ни да, ни нет. Не то, чтобы против него что-то имел — просто по-моему, от добра добра не стоит искать. Если уж у нас с Радомиром такой тандем удачный сложился, чего же его менять?

— Вызывают, — нехотя ответил я, не уточняя, кто вызывает и куда.

Не хотелось, чтобы Слобода опять начал проситься со мной, потому что пришлось бы отказать. Однако этого не произошло. Наверное, он и сам понимал, что я его не возьму, а кому хочется получать отказ в присутствии такого числа сослуживцев? Так что Слобода больше ничего не сказал, только посмотрел просительно и выжидательно. Я коротко взглянул на него, так, чтобы он понял: пойду без него.

Вещмешок решил не брать. В конце концов, даже если не успею сегодня вернуться, переночую на положае.

Закинув автомат на плечо, направился к двери. Уже взявшись за ручку, не оборачиваясь, сказал:

— Счастливо оставаться!

— Удачи тебе!

Отозвался только один голос, кажется, все того же Сашки Слободы. Второй добавил только после того, как я захлопнул дверь.

— Ишь, крутого из себя строит!..

Кто это сказал, не знаю. И слушать больше не стал, хотя тут же раздалось одновременно несколько голосов.

Не любят меня ребята. Однако меня это не задевает, право же, не вру. Потому что я и сам особенно никого не люблю. Главное — чтобы уважали, чтобы в бою положиться можно было бы. Я вообще по натуре одинокий волк. Да и жизнь все больше настраивала меня на такой же ритм существования, на одиночество. Мне легче слушать, чем говорить, промолчать и сделать по-своему, чем доказать другому, в чем он неправ и как нужно сделать лучше. Почему мы сошлись с Радомиром, потому что и он по натуре примерно такой же, только у него еще имеется такое чудесное качество, как умение подчиняться и учиться. Когда меня здесь не станет — либо вообще не станет, либо когда уеду отсюда — из Радомира получится прекрасный разведчик-диверсант. Сейчас это исключено, мы с ним слишком сработались, а при мне он всегда так и будет ведомым. В паре двух ведущих не бывает. Как сказал известный политик, «двое пернатых в одной берлоге не уживаются».

Ленька нетерпеливо пританцовывал у крыльца.

— Идем, идем к сербам!

Он обычно ко мне обращается безлично. На «ты» не всегда решается, а на «вы» у нас не принято.

— Пошли!

Что и говорить, я был заинтригован как никогда.

3

Я вошел в штаб сербской четы, роты по-нашему, и громко поздоровался:

— Добро дан!

— Здраво, Просвет! — отозвался командир четы Славко Громаджич.

Он глядел на меня без особого энтузиазма. Скорее всего, понимал, что я пришел с какой-то просьбой. Ну а мне ему отказывать не хотелось.

— Шта има?

— Ништа.

Все как у нас: дежурное «как дела?» — дежурное «ничего»…

Будем считать, формальности завершены, можно переходить к делу.

— Славко, я к тебе с поклоном.

Командир глядит настороженно, не торопится выразить бурную радость по поводу того, что придется мне оказать помощь.

Вообще-то он неплохой мужик, этот Славко. Да только и его можно понять.

Мы, русские, приехали, побудем, повоюем тут кто сколько — и до дому, до хаты. А ему тут еще неведомо сколько воевать.