
Онлайн книга «Эти глаза напротив»
Я не знаю, что это было – гипноз, телепатия, еще что-то? Мощное, парализующее, невидимое глазу давление. Гипнотизирующий голос, звучащий словно бы отовсюду. Полное ощущение того, что с тобой разговаривает не человек – бог. А еще раньше, когда Павел подбрасывал украденных у Гизмо девушек людям, он общался со мной телепатически. Это именно я нашла одну из бедняжек, Монику. И направлял меня звучащий в голове голос. Как я теперь знаю – голос Павла. Если честно, Арлекино мог с легкостью обладателя тапка прихлопнуть как таракана обезумевшего от безнаказанности Гизмо. Но Марфа, которую он считал матерью, взяла с него слово – не причинять вреда Сигизмунду… Зато душка Гизмо ни секунды не сомневался, стреляя в явившегося из мрака пещер монстра. А потом этот монстр, истекая кровью, волок на себе раненного собственным подельником Гизмо. Сигизмунда Кульчицкого, кстати, тоже прооперировали. И к нему тоже пытаются прорваться журналисты. Но там – вообще без вариантов. Несмотря на истерику жены, Венцеслав не предпринял никаких мер против помещения Сигизмунда в медицинский изолятор СИЗО. Насколько мне известно, Магдалена так и не приняла родного сына, для нее существовал только Гизмо. Женщина за много лет привыкла считать мальчика родным ребенком, она убедила себя в этом и теперь не могла простить мужу «предательства» по отношению к их сыну. Кстати, сама Магдалена до недавнего времени находилась под домашним арестом, ей было запрещено выходить за пределы поместья. За что? А за то, что отправила несколько цепных псов из службы безопасности мужа (без ведома Дворкина, кстати) «разобраться» с моими родителями. Мамик с папиком нашли в лесу последнюю жертву Гизмо, спасенную Павлом. И принесли девушку к нам домой. А кто-то из соседей увидел их и немедленно доложил «барыне». И Магдалена, к которой накануне с черной исповедью прибежал почуявший проблемы сынок, решила спасать дымящуюся тыльную часть мальчонки. Дамочке даже в голову не пришло сдать своего психа если не в полицию, то хотя бы в дурку. Нет, она купила Гизмо билет на самолет, чтобы отправить малыша в Европу, а заодно – подчистить следы. Добить выжившую девку, чтобы молчала. И тех идиотов, что приволокли ее из леса. В общем, наш новый дом едва не сожгли вместе с находящимися внутри мамой Ларисой, папой Колей и спасенной девушкой. И если бы не помощь Мартина, подоспевшего вовремя… Даже думать не хочу! Да и некогда мне думать – пора гостей принимать. Вернее, гостью. Монику Климко. Ту девушку, которую нашла в лесу я. Если честно, не ожидала ее увидеть. И не потому, что бедняжка была изуродована и истощена до такой степени, что ее с ходу поместили в реанимацию. С того момента прошло уже десять дней, так что физически Моника, наверное, вполне могла уже самостоятельно передвигаться по клинике. Проблема была в другом. Моника провела в плену у Гизмо и его уродского помощничка (уродского во всех отношениях – Афанасий был редким уродом внешне и умственно отсталым к тому же) почти год… Год в подземелье, год пыток, год насилия, год жутких издевательств. Сохранить в таких условиях здравый рассудок практически невозможно. Сознание, спасая хозяйку от гнусной реальности, благополучно ушло в анабиоз. И когда я нашла Монику, разума в ее глазах не было… Поэтому с первых же дней помещения в эту клинику, насколько мне известно, параллельно с лечащим врачом Монику наблюдал профессор психиатрии, привезенный отцом Моники, банкиром Игорем Дмитриевичем Климко. Но я не думала, что профессор сможет так быстро добиться положительной динамики! Во всяком случае, в глазах осунувшейся, остриженной почти наголо, бледной до синевы девушки теперь прятался в глубине зрачка живой и любопытный солнечный зайчик. Моника тенью – и это не метафора! – проскользнула в мою палату и, выглянув наружу, тщательно прикрыла за собой дверь. Прижалась к ней спиной и смущенно улыбнулась: – Здрасьте. К вам можно? – Здрасьте-здрасьте. – Я спустила ноги с кровати и села. – У меня встречный вопрос – а тебе можно? – В смысле? – Тоненькие аккуратные ниточки бровей удивленно прыгнули вверх. – В прямом. Ходить тебе вообще можно? Судя по твоему виду, тебя на специальном кресле возить должны, и желательно в безветренную погоду, если на улицу соберетесь. – Почему в безветренную? – Чтобы не выдуло случайно из кресла. – Скажете тоже! – хихикнула Моника. – Я нормально себя чувствую. Уже почти не больно… И не страшно… На мгновение лицо девушки исказила гримаса боли. Не физической – душевной. Она подошла поближе и, судорожно вздохнув, плюхнулась рядом со мной на кровать и обняла, прижавшись к плечу носом. – Спасибо вам, – еле слышно пробубнила она. – Если бы не вы… Мне мама рассказала, что вы искали меня… Искали и нашли… – Во-первых, давай-ка на «ты», – сурово шмыгнула я носом. – Я не намного старше тебя… – Давай! – А во-вторых, найти тебя мне помогли. Вернее, помог. – Кто? – выдохнула Моника, подняв на меня огромные глазищи. – А что тебе вообще известно о случившемся за последние дни? – Ну, папа мне сказал, что его… что этого… – Губы девушки затряслись, и я пришла на помощь: – Да, этого урода поймали. Он в тюрьме и оттуда вряд ли выйдет, не бойся. – И папа так говорит, – тяжело вздохнула Моника. – И мама. – А что еще они тебе рассказали? – Про вас… ой, про тебя! Как ты меня два раза спасла! И если бы не ты… Она опять засопела мне в плечо. – Это все? Больше ты ничего не знаешь? – Больше ничего. Ираклий Георгиевич сказал, что этого пока достаточно. – Это кто? – Мой врач. Психиатр. – Моника заметила мое смущение и улыбнулась. – Да ладно! Все в порядке! Ираклий Георгиевич – он хороший. Он меня вытащил из… Вернул, в общем. – Ну и замечательно! Рада за тебя! – Варь, – девушка просительно заглянула мне в глаза, – а ты так и не сказала мне, кто тебе помог меня найти? И родители что-то скрывают, я же вижу! – Со временем, думаю, ты все узнаешь. Когда этот твой Ираклий Георгиевич разрешит. Сейчас, наверное, еще рановато. – Наверное, – прошептала Моника, горестно ссутулившись рядом со мной. – Потому что я еще не выздоровела. И немножечко еще сумасшедшая… – Почему ты так решила? – Потому… – Девушка отвернулась, помолчала пару мгновений, затем еле слышно произнесла: – Потому что я его слышу. Постоянно. Как только вернулась. Если честно, я и вернулась только потому, что он меня позвал. |