Онлайн книга «Рабыня страсти»
|
Когда девушки остались вдвоем. Ома принялась распаковывать поклажу госпожи. — Что ты наденешь нынче вечером? — Что-нибудь простенькое… — отвечала Зейнаб. — Но сперва с удовольствием выкупаюсь. Наджа, баня действует все время? — Да, госпожа, но обитательницы гарема обычно купаются по утрам. Тогда же и вволю сплетничают… — Я купаюсь дважды в день, — сообщила ему Зейнаб. — Утром и поздно вечером. По вечерам к моим услугам должна быть массажистка. Каждый день! Мой аромат — гардения. Никаким другим я не пользуюсь. Проследи, чтобы банщицы это усвоили. Она распустила золотой пояс — и юбка с шелестом упала к ее ногам. Изящно выступив из жемчужного одеяния, она расстегнула парчовую блузку и стянула ее. — Ома, подай халат, пожалуйста! — Зейнаб передала блузку Надже, а Ома помогла госпоже облачиться в белоснежный шелк. — Проводи меня в баню, Наджа, — приказала мальчику Зейнаб. Юный евнух передал блузку Оме и повел свою новую госпожу по коридорам. Зейнаб, провожаемая любопытными взглядами множества женских глаз, шла вперед и вперед, гордо неся прекрасную голову. Баллада наверняка уже распускает сплетни… Когда они вошли в баню, Наджа почтительно представил госпожу Главной Банщице по имени Обана. — Ну что же, — сурово сказала Обана. — Разоблачись. Посмотрим, над чем нам предстоит работать. Обана была важной персоной в гареме и подчинялась лишь самому калифу. Она слыла неподкупной, к тому же не боялась никого, даже Захры. Красота и ухоженность девушки принесут Обане славу и почет, если калиф останется доволен новой своей наложницей. Если останется доволен… Калиф частенько щедро награждал Обану. Счастлива была та наложница, которой удавалось снискать благосклонность Главной Банщицы… Наджа осторожно совлек с тела Зейнаб белоснежный шелк, и девушка, совершенно нагая, предстала перед критическим взором Обаны. — Покажи мне руки, госпожа. — Обана внимательнейшим образом обследовала ручки Зейнаб с той и с другой стороны, ощупав каждый пальчик. — Теперь ноги, одну за другой. — Зейнаб покорно повиновалась. — Раскрой рот. — Женщина рассмотрела белые зубки и принюхалась. — Зубы здоровы, а дыхание чисто, — прокомментировала она. Ладони Обаны быстро ощупали тело Зейнаб. В этом жесте не было ничего непристойного или бесстыдного — Обана осматривала Зейнаб подобно тому, как покупатель на рынке изучает племенную кобылицу, которую вознамерился купить. — Твоя кожа на удивление мягка и упруга. Ты непохожа на типичных красавиц, которые, попав в гарем, быстренько заплывают жирком. — Пальцы Обаны придирчиво ощупали золотые локоны. — Мягкие как пух… Но это тебе наверняка прекрасно известно. Ты пользуешься соком лимона при мытье волос? — Да, госпожа Обана. Меня этому научили, — нежным голоском отвечала Зейнаб. Взгляд ее был открытым, а выражение лица дружелюбным, но без тени фамильярности. — Прекрасно! — одобрительно сказала Обана. — Скажу тебе честно, госпожа, что еще не видала в нашем гареме подобной тебе красавицы! Ходят слухи, что ты Рабыня Страсти. Это правда? — Да, госпожа Обана. Слухи на этот раз верны. — Зейнаб не удалось остаться вполне серьезной. Да Обана и сама хихикнула: — О тебе уже вовсю судачат… Ты ведь только что приехала в Мадинат-аль-Захра, а твое имя уже у всех на устах. Мне это показалось удивительным… — Я — развлечение на один денек, госпожа Обана. Завтра сплетницы станут перемывать косточки кому-нибудь другому… — Губы Зейнаб тронула усмешка. — Ну да Бог с ними… — Обана махнула рукой. — Когда ты купалась в последний раз, госпожа? — Нынче поутру, — отвечала Зейнаб. — Я привыкла мыться дважды в день. Наджа уже в курсе всех моих привычек и расскажет все. — Изумительно! — откликнулась Обана, но про себя решила, что лично будет присматривать за омовением Рабыни Страсти. Ведь эта дева наверняка околдует калифа… Как надолго — это уже другой вопрос. Обана не завидовала госпожам Захре и Таруб, двум любимым женам властелина. Они обе искренне любили мужа, а позволить вытеснить себя из его сердца такому юному и прекрасному созданию, как эта Зейнаб, пусть ненадолго, но все равно больно… Но не в обычае этих воспитанных женщин было выказывать недовольство, когда их господин уходил «попастись на зеленый лужок». Их места в сердце калифа никто занять не мог — обе они подарили калифу сыновей, и к тому же с мужем их связывали длительные и теплые отношения… Выкупавшись и позволив проворным рабыням обработать ногти на ее руках и ногах, Зейнаб уже набрасывала на благоухающее тело белый шелковый халат, благодаря Обану, как вдруг послышался испуганный вздох Наджи. Обернувшись к двери, Зейнаб увидела, что мальчик склонился перед госпожою Захрой, входящей в комнату. Девушка тотчас же упала на колени — ее светлые волосы разметались по мраморным плитам. На губах госпожи Захры заиграла усмешка: — Тебе не нужно падать ниц передо мной, госпожа Зейнаб. Преклоняй колени лишь перед нашим владыкой и господином Абд-аль-Рахманом-аль-Назиром-аль-Дин Алла, великим и славным калифом Аль-Андалус. Зейнаб тотчас же поднялась: — Я лишь отдаю дань госпоже Захре, владычице сердца калифа, матери его наследника и той, в честь кого назван целый город. Я вовсе не слабое и покорное создание, но твое положение при дворе обязывает меня быть почтительной. Иначе осрамила бы я тех, кто послал меня в дар калифу и вышколил… Раздался серебристый смех Захры: — Да ты умна! Это хорошо… Ты позабавишь мужа. Ему необходимо поразвлечься: в последнее время он заскучал. Что ж, весели его сколько сможешь, Зейнаб… — и величавая женщина удалилась. Ну-ну, думала про себя Распорядительница Бань. Да госпожа Захра боится этой.., этой… Она даже удостоила девушку визитом в первый же день. А ведь Захра никогда прежде не знала страха… Что особенного в этой юной деве? Интересно… И Обана приготовилась с удовольствием созерцать драму, которая будет разворачиваться перед ее глазами… Зейнаб, гордо неся златокудрую голову, шла через весь гарем в свои покои. Теперь женщины глядели на нее не таясь: некоторые с завистью, другие с горечью — ведь потрясающая ее красота неминуемо заставит калифа позабыть их… Когда двери ее покоев закрылись за нею, Зейнаб без сил рухнула на диван: — Я виделась с госпожою Захрой, Ома. Она уже ревнует — впрочем, как и все остальные… Я всей кожей ощущала их ненависть! Ома уже подогревала на жаровне мятный чай. Она насильно всунула в руки госпожи фарфоровую чашечку. |