Онлайн книга «Падение «Вавилона»»
|
Но, как бы там ни было, отношения между мной и начальником колонии установились дружеские, производственно-плодотворные, и, когда он обратился ко мне с пустяковой просьбой заменить разболтанные электророзетки в его кабинете, я с готовностью согласился. Утром «хозяин» уехал в УВД Ростова-на-Дону, вызванный туда своими шефами, оставив мне ключи от служебного кабинета, и в час «сиесты», когда контролеры покинули зону, отправившись по домам на обед, а моя бригада, как обычно, перекуривала под сенью забора, я отправился в жилую зону. — Надень гимнастерку, — сказал мне на «вахте» начальник караула, — там хрен какой-то пасется… Чрезвычайно уполномоченный, как понимаю. — Что за хрен? — Комитетчик, из Москвы… В административный барак поканал, в кабинет «кума». Во, видал, какую нам пушку сдал на хранение… — И сержант продемонстрировал мне увесистую девятимиллиметровую «беретту» в хроме и с позолоченными вензелями на ребрах затворной рамы. Я набросил на плечи гимнастерку одного из солдат отдыхающей смены и прошел сквозь решетчатые двери «вахты» в зону. Прежде чем разобраться с розетками, сел в удобное кресло «хозяина» и осмотрел кабинет. Основательный сейф, стулья, письменный стол, вылизанный шнырем ковер, портрет железного Эдмундыча, телефоны, матюкальник «громкой» связи… На задней стороне матюкальника я различил два непонятных по своему предназначению тумблера. Нажав на клавишу питания, щелкнул первым, верхним. В кабинете резко и отчетливо прозвучал незнакомый злой голос: — И ты еще претензии, мне, мразь, предъявляешь! — Какие претензии, Григорий Алексеевич?.. Просто… помочь ведь могли бы, не так разве? А теперь пятерку тянуть… Разговор, судя по всему, шел из кабинета «кума». И вел его прибывший в зону гэбэшник с одним из зеков. Я невольно усмехнулся. Вот он каков, тихий, интеллигентный «хозяин»… Умело контролирующий подчиненных с помощью технических средств прослушивания их кабинетов. Прав ротный: еще та лиса! А вот и гнездо для наушника в динамике… Грамотный старикан! С большим опытом тюремной чекистской работы! Разговор между тем продолжался. — Во-первых, — сказал комитетчик, — ты, Звягин, принципиально не прав. Мы тебе всегда помогали. Но помогали в тех случаях, когда ты нас ставил в известность… о своих художествах. А тут сам и контрабанду наладил тихой сапой, и сбыт иконок… — Но вы бы мне запретили, ясный день! — Неизвестно, Звягин, неизвестно… А во-вторых, почему мы не помогли? Откуда такая точка зрения? Ты получил всего пять лет, сидишь в колонии общего режима, работаешь в уютном медпункте, оперативному работнику стучать не призван, поскольку мы тобою рисковать не намерены, имея на тебя серьезные дальнейшие перспективы… — Да какие там перспективы, Григорий Алексеевич! — А в-третьих, — безучастно продолжил комитетчик, — кто знает, не будешь ли ты уже через месяц разгуливать без конвоя по улицам Москвы или Амстердама? — Это… как понимать? — Тебе известен осужденный Олег Меркулов? — прозвучал отрывистый вопрос. — Ваш бывший? Полковник? — Наш бывший. — Ну да… Здесь он, в третьем отряде. Кукует. — Обстановка вокруг него тяжелая? — Не то слово! «Петушкам» — и тем легче. — Понятно. Вот мы и проявим акт гуманизма. Освободим человека от страданий… Пауза. — Мокруха?.. — хрипло спросил Звягин. Даже из динамика различалось его дыхание — затравленное, с одышкой… Из меня буквально все антенны вылезли. — Ну, друг дорогой, — вздохнул комитетчик, — тебе не привыкать, данную заповедь ты нарушал уже дважды… Что лично я в состоянии доказать с таким количеством обличающих… — Ясно! Но тут не воля, тут зона! — У меня хорошее зрение, — согласился собеседник. — Я вижу. Зона. Что значительно упрощает операцию. — Как… упрощает? Это какой риск! — Никакого. Риска. Вот тебе таблеточка. В воде или же в баланде растворяется моментально. Вечный сон наступает через три часа, а любое вскрытие констатирует смерть без каких-либо явных причин. — Если по науке, то — картину внезапной смерти, — вяло поправил Звягин. — С бывшим хирургом не спорю, — последовал учтивый комплимент. — И каким будет вознаграждение? — Будет, будет, — заверил комитетчик. — Насчет Амстердама — серьезно? — Ох, Звягин-Звягин! — донесся сокрушенный вздох. — Так тебе и не привился патриотизм… Не любишь ты Родину! — Не столько Родину… — А нас, да? — Ну почему… — Да ты, Звягин, не стесняйся, так и говори: век бы вас не знал и не видел, а я с тобой соглашусь, причем безоговорочно, но… никуда ведь теперь не денешься, дорогой ты мой стукачок, никуда! — Так как насчет Амстердама? Затравочка? Сладкая сказка? Пища для грез? — Я работаю с тобой уже шесть лет, — жестко сказал комитетчик. — Так? — Ну. — Что «ну»? — Так, так… — Я хотя бы раз тебя обманул? Пообещал и не выполнил? — Нет. — Тогда какие вопросы? — Дьявол, — сказал Звягин вдумчиво, — порою обязателен в мелочах, чтобы кинуть по-крупному! — Да ты просто философ! — рассмеялся гэбэшник. — Однако, философ, придется тебе поверить мне на слово, выбора у тебя никакого. Теперь так: я твой бывший следователь. Приезжал к тебе для выяснения некоторых эпизодов твоего уголовного дела. — Это ясно, — сказал Звягин уныло. — Меркулова уберешь дней через десять после моего приезда, не торопись излишне… — И это понятно… Я отключил матюкальник и вышел из кабинета, закрыв за собой обитую ватой и грубым дерматином дверь, — полагаю, не случайно «утепленную» таким образом. Ремонт розеток я решил перенести на более позднее время, когда комитетчик покинет административный барак. Предосторожность, вероятно, напрасная, хотя — кто знает? У «вахты» я столкнулся с жуликом Леней. Не глядя на него, произнес шепотом: — Звягина знаешь? — Медика? Вопрос словно бы соскользнул у него с уголка губ. — Да. — И что? — Стукач, — сказал я, покосившись в сторону административного барака. — Проверено. — Вас понял, перехожу на прием. — Надо выждать дня три. |