Онлайн книга «Черт из табакерки»
|
– Слушай, – обозлилась я, – говори быстрей, на работу опоздаю. – Ой, молодежь, все бегом, прыжком, потому и больные с детства, – резюмировала болтливая, одуревшая от скуки старушка. – Л – название района. Помнишь, раньше в Москве были не округа, а Свердловский, Дзержинский, Фрунзенский районы? Тридцать два всего. А уж порядок стоял! Жуть, как все боялись, что на них в райком партии пожалуются… – Л какой? – Ленинградский. Потом первые три цифры – 361 – номер приемного пункта, а последние – 854 – это уж клиент. – А где данный приемный пункт расположен, знаешь? Баба Клава со вздохом вытащила толстую, растрепанную тетрадь и принялась водить корявым пальцем по строчкам. – Ага, – бормотала она, – вот он. 361, Вагоноремонтная улица, семь. – Телефон есть? – А как же. – Давай сюда, – подпрыгивая от нетерпения, велела я, – у тебя аппарат работает? – Чего ему сделается, – ухмыльнулась баба Клава. Она нагнулась и вытащила из-под стола раритетную вещь, музейный экземпляр – огромный, словно высеченный из цельного куска черного камня, телефонный аппарат с круглым наборным диском. Трубка монстра весила килограмма три, не меньше, и в мембране раздавался постоянный шорох. Перекрывая треск, я заорала: – Алло, это прачечная? – Да, – завопил в ответ женский голос. Наверное, там стоит такой же телефон. – Вы открыты? – Приходите, без обеда. Провожаемая безостановочным ворчанием бабы Клавы, я понеслась к выходу, но на пороге притормозила. – Знаешь, где Вагоноремонтная улица? – У меня там сноха жила. В 1972 году им квартиру дали, – тут же снова пустилась в воспоминания старуха. – Метро какое? – “Войковская”. Я побежала по улице. В запасе есть еще пара свободных часов. Улица с поэтическим названием “Вагоноремонтная” тянулась за Коптевским рынком. Дом семь отчего-то оказался первым. Куда делись шесть предыдущих, было непонятно. Приемный пункт походил на наш, как брат-близнец. За столом около умирающего алоэ мирно вязала носок местная баба Клава. – Бельишко сдать? – с надеждой поинтересовалась она. Я помотала головой: – Скажите, метка “Л-361854” – ваша? – Это когда было, – засмеялась бабулька, – лет десять прошло. А чего случилось? – Получила чистое белье, – вдохновенно соврала я, – а там чужая сорочка, вот ищу хозяина. – Отдай в приемный пункт. Это ихняя работа разбираться, – справедливо заметила бабка. – Да сама живу неподалеку, – вывернулась я. – Дай поглядеть. Я протянула ночнушку. Бабуся помяла материал в руках. – Качественная вещь. – Знаете, чья метка? Бабка покачала головой: – Нет. Я приуныла. Внезапно старушка добавила: – Погодь-ка. Королева Алла – моя соседка. Я ей и метки делала, и бельишко она по прежним годам стирать отдавала, сейчас уж не носит… От радости у меня бешено забилось сердце. Вон как просто. – Адрес знаете? – Так в одной квартире живем, идите. Карина, Алкина мать, дома, инвалидность у ней, давление высокое, головой мучается. А то оставь, я передам. – Адрес скажите. – Говорю же, в одной квартире со мной живет. Беда с этими старухами. – Я-то у вас в гостях никогда не бывала. – И верно, – засмеялась бабка. – Совсем мозги не гнутся, заржавели. Ремонтная улица, семь. – В этом доме, что ли? – Нет. Это Вагоноремонтная улица, а тебе надо на Ремонтную. Иди налево, а потом все прямо, аккурат в хибару нашу и уткнешься. Я пошла в указанном направлении. Интересно, кто придумывает названия для московских магистралей? Неужели нельзя подыскать что-нибудь получше? Представляю, как ругаются работники “Скорой помощи” и пожарные. Но Вагоноремонтная и Ремонтная еще полбеды. Есть в нашем городе улица и площадь, носящие одно имя славной летчицы Марины Расковой. Все бы ничего, только расположены они на значительном расстоянии друг от друга, и я частенько вижу на площади обалдевших людей, которым на самом деле нужна одноименная улица. Бурча по-стариковски, я доплелась до нужного здания и с тоской оглядела пятиэтажку из бетонных блоков, скрепленных черными швами. Что-то мало похоже на жилище женщины, носящей дорогое белье и имеющей на кухне гигантский “Филипс”. Насколько знаю, в этих домах пятиметровые кухоньки, куда с трудом влезает крохотный “Смоленск”. Дверь квартиры открылась не сразу. В деревянной створке не было “глазка”, небось, как и у нас с Томочкой, красть нечего. – Иду, – донеслось из квартиры. На пороге возникла чудовищной толщины женщина лет пятидесяти. – Вы ко мне? – Да. – Проходите. Перешагнув через крошечную прихожую, я оказалась в кухне, до отказа забитой вещами. Над головой висело выстиранное белье, на плите исходила паром огромная кастрюля. Хозяйка, очевидно, решила подкрепиться. На столе красовалась внушительных размеров тарелка. Я принюхалась – гороховый суп. На клеенке лежали толстые ломти хлеба, обильно намазанные маслом, рядом красовались кусищи жирного бекона. Да уж, ничего удивительного, что дама к пятидесяти годам заработала инвалидность. Ей бы сесть на диету, месячишко-другой поесть отварные овощи и попить чайку без сахара, глядишь, и здоровье поправится. – Вы из поликлиники? – спросила тетка, откусывая разом половину чудовищного бутерброда. – Нет, – ответила я и сунула ей под нос рубашку. – Ваша? Бабища уставилась на кусок батиста. – Не-а, мы такое не носим, да и размер мелкий, у меня пятьдесят четвертый. Однако, она кокетка. Пятьдесят четвертый у нее был в глубоком детстве, сейчас объем ее бедер приближается к трем метрам. – Королева Алла вам кто? – Дочь, а чего? |