Книга Беда, страница 54 – Джесси Келлерман

Вялый от пересыпа, мрачный, Джона достал плейер и наушники, включил Dire Straits.

Из соседнего вагона перешел высокий, ухоженный мужчина в пригнанном по фигуре сером костюме, с плеч его свисал серый плащ. Из криво застегнутого кейса змеей выползал розовый галстук. Его зять Эрих. Рухнул на свободное место через проход от Джоны и, едва приземлившись, уснул.

— Эй!

Эрих приоткрыл один глаз.

— О, привет, — сказал он. Похоже, прикинул, обязан ли он проявить дружеское расположение. Перебрался на сиденье ближе. — Я тебя не заметил.

— Спи, раз сморило.

— Нет, нельзя. Дома посплю. — Эрих не любитель расходовать дыхание на пустую болтовню. Жестом он охватил полвагона, словно восхищаясь царским дворцом: — Мы с тобой едем одним поездом.

— Точно.

Когда они в последний раз оставались наедине? Должно быть, Джона тогда еще учился на подготовительном факультете, это было вскоре после помолвки, Кейт отправила своих мужчин выпить вместе. Те посиделки с Эрихом вспоминаются как одни из самых неприятных в его жизни, а ведь после было два года общения с Джорджем Рихтером.

Тогда они быстренько сравнили американский футбол с немецким. Эрих дважды переспросил, имеется ли у Джоны в наличии смокинг или придется брать напрокат. Джона боролся с желанием вытереть клочок пены, повисшей у Эриха на козлиной бородке.

Допивая последний глоток, Эрих как бы между прочим сказал: У нас появилась вакансия. Для новичка, но с возможностью продвинуться. Его узкий рот показался Джоне амбразурой, когда Эрих улыбнулся. Будешь работать у меня под боком. Славно.

Да, мысль, отозвался Джона.

Ясное дело, Кейт подсуропила. Джоне финансовая работа не требовалась, да Эрих и не собирался его приглашать, но ради Кейт они сидели в пабе и всерьез обсуждали эту идею, ободряюще друг другу кивали — два атеиста идут на мессу.

Вообще-то, сказал он Эриху, я поступаю на медицинский.

О? Не знал, что ты учишь химию с анатомией.

Пока что идут общие курсы.

В Европе человек выбирает профессию гораздо раньше, сказал Эрих.

Хорошо, что я родился не в Европе.

После рождения Гретхен Эрих уже не пытался завязать с шурином дружбу. Не было нужды: он утвердился в новой семье. Закрепилось его семя — закрепился он сам.

Эрих размотал шарф и помахал им в окно.

— В Германии мне нравилось ездить на поезде. Чистые, удобные вагоны. В школе мы ездили по окрестностям Берлина и дальше, осматривали замки в Баварии. Однажды я забыл в поезде радиоприемник, а через два дня, на обратном пути, проезжал через ту же станцию — и на кассе меня дожидался мой транзистор.

— Ух ты.

— Американские поезда совсем иной породы. Мне приходится ездить каждый день, никакого удовольствия. По утрам бреду из вагона в вагон, ищу, где не воняет так, словно кто-то обоссал все сиденья. — Эрих аккуратно сложил шарф на коленях. — Твоя мать рассчитывала, что ты приедешь еще с вечера.

Твоя мать, твой отец — он никогда не скажет просто «мама» или «папа». Мол, глупо разыгрывать из себя сына, когда они ему вовсе не родители. Кейт злится, аж в глазах у нее темнеет. Поначалу и Джона обижался, но теперь встал на точку зрения Эриха: в отношениях все же нужно соблюдать небольшую дистанцию.

— Работа, — пояснил он.

— А! — На том тема исчерпана. Джона хотел уж снова нацепить наушники, но тут Эрих ткнул пальцем в вино и спросил: — Можно посмотреть?

Джона передал ему бутылку.

— Тут написано, — прочитал Эрих, — что этот сорт хорошо сочетается с птицей и фруктами. — За пять лет брака он избавился от бородки, и стало видно, как широка его улыбка. — Отличный выбор.

— Я старался.

— Я никогда, наверное, не привыкну к вашему Благодарению. В Германии есть похожий праздник, но ничего похожего на тот размах, с каким готовится ваша мать.

— Да и в Америке мало кто придает этому такое значение.

— Бабушка с дедушкой водили меня в церковь на праздник урожая, Erntedankfest. С тех пор я давно уже не был.

— В церкви?

— Мы с Кейт считаем, что Гретхен должна вырасти и сама определиться с верой.

— Уверен, когда вырастет, она это оценит.

— Как в универе?

Скучная формальная беседа — именно то, в чем нуждался Джона. Восстанавливается обычный порядок вещей.

— Нормально, спасибо.

— В газетах про тебя не писали в последнее время?

Джона усмехнулся:

— В последнее время нет. Как работа?

Эрих пожал плечами:

— Да сам знаешь. Вечно занят. Спал в офисе. Уже два дня не мылся, у нас там есть душ, но я терпеть не могу мыться на работе. Жуткое дело. Ты правильно поступил, что выбрал себе жизнь поспокойнее.

Видимо, его зять думает, будто Джона целыми днями лодыря гоняет.

— Работал накануне Дня благодарения? — спросил он Эриха. — Все же вроде закрываются рано.

— Только не европейские рынки. И Nikkei. У тебя провинциальное мышление, Джона. Современный бизнес не тот, что прежде. Сейчас весь мир торгует, круглые сутки, безостановочно. Я мог бы поселиться в офисе, захоти я только. Я и так не раз оставался там ночевать за последний месяц.

— Тяжело, да.

— Еще бы! Музыку слушаешь?

Джона протянул ему наушники.

— Симпатично, — кивнул Эрих. — Что-то новенькое?

— Не очень.

Вудлоун, провозгласил кондуктор. Следующая остановка — Вудлоун-стейшн.

— Ладно, Джона, если ты не обидишься, я прикрою на минутку глаза. Растряси меня, как доедем, хорошо?

И он захрапел, а Джона вдруг подумал, что разговор у них вышел непривычно дружеский, шутливый. Все-таки и Эрих заразился духом семейного праздника.

Гора горой, подумал он, живот — арбузище, словно у нее там тройня. Огромная, раздалась на шестом месяце куда сильнее, чем в прошлый раз, с Гретхен. Кейт стояла на платформе, размахивая двумя букетами цветов и выкрикивая их имена.

— Так и думала, что вы встретитесь в поезде, — заявила она, обхватив руками Джону. — Бедный Эрих, так давно не был дома. — И она занялась мужем: — Ты как? Наверное, устал до смерти. Я скучала. Я тебя люблю. У меня болит спина.

Они сели в ее синий «мерседес». Кейт призналась, что подумывает о более практичной машине, типа фургона, возить детей, но с седаном жаль расставаться, «последняя память о независимости», мрачно пояснила она. Затянутый кремовой кожей салон все еще был в неплохом состоянии, хотя кое-где Джона различал следы тщательно замытого детского питания. На заднем сиденье, где расположился Джона, отчетливо пахло крекерами-«зверюшками» и яблочным соком.