Онлайн книга «Чакра Фролова»
Покончив с неприятной темой расстрела, лейтенант предложил назначить старосту. При этом многозначительно скосил глаза на Михася. Не то чтоб тот ему так уж приглянулся, просто он уже слегка привык к нему. – Какой такой «староста»? – насторожился Михась. – Будете выражать интерес населения, – объяснил переводчик. – Для новой немецкой власть. – Эт можно, – кивнул Михась. – Хотя интересов у нас особых-то и нет. Чтоб баб не насильничали и людей не убивали. Вот и весь интерес. Фляйшауэр кивнул и пообещал, что беспорядков не допустит, а по всем вопросам просит обращаться непосредственно к нему. А пока он хотел бы иметь полный список жителей Невидова. – Список – это можно, – легко согласился Михась и кинул взгляд в сторону Фролова и Никитина, как бы давая им понять, что этот вопрос напрямую касается их. – Но я только извиняюсь, у меня вопрос созрел. – Какой еще вопрос? – спросил Шнайдер. – Долго вы тут у нас гостить будете? Шнайдер перевел вопрос лейтенанту. – Кто это «мы»? – опешил от такой наглости Фляйшауэр. – Ну вы. Немцы, значит. – Германия будет завоевать Россия, – принялся втолковывать Шнайдер, переводя раздраженный ответ лейтенанта. – А наш Zug, взвод, будет здесь, пока начальство не приказать идти дальше. – Значит, надолго, – поразмыслив, подвел итог Михась. После этой фразы Фляйшауэр подумал, что бы еще такого добавить, но, как назло, ничего в голову не приходило, и он дал команду разойтись. Непривыкшие к подчинению невидовцы, однако, остались стоять, как стояли. Тем более что и дел-то у них особо не было, а тут вдруг лейтенант еще что-нибудь забавное скажет. Факт войны их совершенно не потряс, так как для них война выражалась исключительно в перемене власти, а власть была понятием абстрактным. Нечто, что возникает ниоткуда и в никуда уходит. В перерывах идет жизнь. Лейтенант подождал немного, а затем спросил у Шнайдера, почему население не расходится. – Варвары, – пожал тот плечами. – Низшая раса. Затем наклонился поближе и добавил доверительным полушепотом: – Тут даже электричества нет. – Как это? – удивился лейтенант. – Радио и то на керосине работает. – Черт-те что! – возмутился лейтенант и пробормотал себе под нос с досадой: – Еще и застыли, как на похоронах. Затем посмотрел на Михася и яростно скосил глазами на толпу – мол, почему народ не расходится? Михась, который не понаслышке знал о воинской дисциплине, развернулся к невидовцам и замахал руками, словно распугивал ворон. – Ну, че буркала выкатили? Расходимся, расходимся. – Klein moment, – остановил его Фляйшауэр, вспомнив что-то. – Wer ist für die Sendung verantwortlich? [14] По толпе пронесся опасливый шепот. – Доигрался Тимоха со своим радивом. – Щас его прямо тут и оприходуют. Галина вцепилась в рукав Тимофея мертвой хваткой и даже слегка повисла на муже, словно от грядущего горя у нее уже подкосились ноги. – Не ходи, Тима, – взмолилась она. – Убьют ведь. – Да ведь и так узнают, – с досадой вырвал он локоть из цепких пальцев жены и вышел к лейтенанту. – Радио устанавливал я, – тихо, но твердо сказал он, видимо, чувствуя себя в данный момент Галилеем перед судом святой инквизиции. – Sehr gut, – кивнул Фляйшауэр. – Machen Sie’s so weiter [15] . И пожал потрясенному Тимофею руку. Глава 19
На следующее утро Фролов с Никитиным явились в комендатуру. Причина вызова была им ясна – в списке местных они не значились, а значит, были на подозрении. Но как отвести от себя эти подозрения, а главное, не слишком замараться сотрудничеством с оккупационными войсками, Фролов пока не знал. Больше всего ему хотелось, чтобы все это оказалось дурным сном и он снова очутился в Вариной постели. Именно в постели. Там он чувствовал себя почему-то защищенным. Как ребенок в утробе матери. Он уже готов был простить Варе любые связи и измены, лишь бы она была рядом. Но рядом был Никитин, и замена эта была явно не равноценной. Фляйшауэр сидел за столом и писал отчет. Русские географические названия давались ему с трудом, и он злился, шлепая одну ошибку за другой. Шнайдер сидел на диване с русско-немецким словарем и выписывал себе всякие неизвестные ему выражения. Иногда они вяло спорили. Шнайдер считал, что в данных обстоятельствах не стоит дожидаться соединения танковых и прочих частей, а надо двигаться вперед. Фляйшауэр напирал на приказ, который нарушать не собирался. Спор был бессмысленным, поскольку Шнайдер прекрасно знал, что лейтенант нарушать приказ не будет. В разгар спора на пороге появились Фролов с Никитиным. – Кто такие? – спросил Фляйшауэр безо всякой эмоциональной окраски. – Мы – кинематографисты, – сказал Фролов и покосился на висевшую за спиной лейтенанта карту военных действий, утыканную красными флажками. – Я – режиссер, это – оператор. Приехали из Минска снимать документальное кино. Уточнять, что кино должно было прославлять сталинскую коллективизацию, не стал. – О! – неожиданно обрадовался Фляйшауэр. – Я люблю кино. – Я тоже, – сказал почему-то Никитин. Лишенная смысла фраза прозвучала глупо и как-то мрачно. – А что вы сняли? – поинтересовался лейтенант. – Есть известные фильмы? – Да нет, – замялся Фролов, отодвигая оператора локтем. – Видите ли, мы, собственно, здесь не живем. Наша машина, увы, не на ходу – шины порезаны. Но нам бы очень хотелось вернуться в Минск. – Зачем? – удивился Фляйшауэр. – Минск уже фактически немецкая территория. Какая ж разница? – Да, но у нас там родственники. – Понимаю, – задумчиво сказал лейтенант и печально посмотрел на стену, где висел портрет Гитлера, словно это и был его единственный ближайший родственник, и лейтенанта это огорчало. Затем вернулся взглядом к кинематографистам. – Послушайте, я сам из интеллигентной семьи. Мои родители – музыканты. И я очень уважаю людей искусства. – Я тоже, – снова ни к селу, ни к городу сказал Никитин, как будто ему очень хотелось поучаствовать в диалоге. На сей раз реплика прозвучала не просто мрачно, а как-то даже угрожающе. – Я хочу сказать, что немецкая власть пришла сюда надолго, – проигнорировал комментарий оператора лейтенант. – Может, навсегда. Тут он переглянулся со Шнайдером и поправился, убрав сомнительное «может». |