Книга Штопор, страница 38 – Иван Черных

Николай представился капитану, распоряжавшемуся на аэродроме, и, узнав, что тот является здесь самым большим начальником — и комендантом, и начальником штаба, — протянул ему командировочное предписание. Капитан внимательно прочитал.

— Мы получили телеграмму о вашем назначении. Устраивайтесь в гостиничном общежитии. На очередь на квартиру поставим, скоро у нас дом сдается. А пока ждите. Прилетит командир полка или его заместитель, определят, когда вам отправиться за кордон.

— И долго ждать? — Николай не любил неопределенности, ожидание действовало на него угнетающе.

— Думаю, что нет. Они частенько сюда наведываются. Слетают с вами на горушку, на полигон и дадут допуск в небо. — Капитан вернул предписание и, прочитав на лице майора огорчение, сказал одобряюще: — Да вы не торопитесь туда, успеете повидаться с душманами. Там не очень весело… Погуляйте по городу, познакомьтесь с достопримечательностями. У нас есть куда сходить.

Весь следующий день Николай бродил по городу, довольно приличному и зеленому, пообедал в ресторане, где был большой выбор блюд и готовили не хуже, чем в столичных, но настроение оставалось подавленным, его всюду преследовали «черные тюльпаны», и из головы не выходил вопрос — почему так: мы им продовольствие, медикаменты, а они нам — пули? Седьмой год длится война, и конца ей не видно. Значит, душманов там не единицы, не мелкие банды, как пишут в газетах, а крупные, хорошо вооруженные отряды, коль народная власть и ограниченный контингент не в силах с ними справиться… В чем же дело, почему народная революция так затянулась, забуксовала?..

Ответы на эти вопросы должен был дать Афганистан.

Капитан оказался прав: не прошло и трех дней, как в Тарбоган прилетел командир полка, симпатичный тридцатитрехлетний полковник Серегин. Узнав, что Николай испытывал в Кызыл-Буруне новую технику, он сделал с ним два полета и сказал одобрительно:

— Ничего, академия не отняла навыки. Остальное приобретете там, за хребтами Гиндукуша.

2

Гора с горой… Не думал Николай, не гадал, что судьба снова сыграет с ним злую шутку — сведет со Сташенковым. Да еще как! Заставит их служить в одной эскадрилье, поменяв местами: теперь Николай командир, а Сташенков у него заместитель.

Встреча ошеломила Сташенкова, он даже в лице изменился, плотно стиснутые губы белой каемкой подернулись. Еще бы! Около года в Афганистане, сделал более ста пятидесяти боевых вылетов, ждал должности комэска, как засиделая девица замужества, а прислали «академика», завзятого недруга.

Николай понимал состояние бывшего комотряда, сочувствовал ему и зла не помнил — годы заглушили прежнюю обиду, да и невиновным он себя не считал: надо было сдержаться, а он, как молодой петушок, в бой ринулся…

После того как командир полка представил Николая личному составу и распустил строй, он подошел к Сташенкову и протянул руку. Тот не сразу взял, подумал, пожал ответно.

— Значит, и вас судьба не миновала, — сказал сочувственно.

— Какую сам выбрал, — возразил Николай. — Не зря же мы пот в Кызыл-Буруне проливали. Теперь представилась возможность проверить, как мы учились и чему научились.

Сташенков скептически усмехнулся:

— Здесь не полигон, и школа тут совсем иная.

— Надеюсь, поможете мне овладеть этой школой? Теперь нам летать крыло к крылу, помогать друг другу, выручать. И в первый боевой вылет прошу инструктором вас.

Сташенков пожал плечами, усомнился в его добром расположении. Но служба есть служба…

И вот они в полете.

Над горами висит знойное блекло-желтое небо. Ни облачка, ни дымка. Даже пролетевший на большой высоте самолет не оставил следа инверсии: раскаленный воздух мгновенно сжег мельчайшие частицы пара.

Афганистан. Вот он какой! И хотя Николай мысленно не раз представлял себе и эти островерхие горы, и жаркое, блеклое небо, все было необычным, чужим, зловещим. Необычным было и ощущение: страха он не чувствовал, а организм напряжен до предела — мышцы как натянутая тетива, глаза пощипывает, в ушах звон. И вертолет гудит приглушенно, идет над долиной осторожно, крадучись, делая змейки влево, вправо, часто шарахаясь то вниз, то вверх, словно от испуга, — болтанка такая, какой Николай в Кызыл-Буруне не помнил. Куда ни глянешь — ни души. Люди здесь прячутся, подстерегают друг друга из засад, потому приходится вести вертолет над самой землей вдоль быстрой и бурливой речушки, зажатой с обеих сторон каменистыми берегами. Во время половодья и интенсивных дождей река разливается чуть ли не до подножия гор — видно по отметинам, — а теперь это скорее речушка, во многих местах разбегающаяся по плато мелкими ручейками. Слева и справа возвышаются громады гор, отполированные ветрами и ливнями; лишь у подножия виднеются хиленькие кустики с причудливо закрученными ветвями.

Летчики прозвали эту долину Долиной привидений, но Сташенков сказал, что это самое тихое место в Афганистане: недалеко наша граница, места труднопроходимые, и душманы предпочитают другие, более южные и восточные караванные тропы. Но, случается, появляются и здесь. Вот и несет вертолетная эскадрилья досмотровую службу вдоль долины, помогая Народной армии Афганистана и нашим десантникам перехватывать пришельцев с оружием из Пакистана и других недружественных стран.

Справа, метрах в пятидесяти, летит вертолет капитана Тарасенкова: по одному здесь не летают — опасно и на помощь местных жителей рассчитывать не приходится…

Долина пошла вширь, и горы стали более пологими, особенно с юго-западной стороны. По берегам зазеленели кусты карагача, орешника, акации; на склонах завиднелись обработанные клочки земли, а в одном месте Николай увидел стадо овец с пастухом.

— А вот и аборигены, — кивнул в сторону отары Сташенков. — Только угадай, что у пастуха в руках: посох или карабин и для кого предназначен?

— Но здесь-то народная власть?

— Вчера была народная, — усмехнулся Сташенков. И замолчал, нахмурился, видимо, недовольный своей откровенностью.

Да, не забыл он старое и не поверил Николаю, потому все время настороже. Однако, как и положено инструктору, строго следит за полетом; лишь на минуту забылся, разоткровенничался о душманах…

— А теперь — на высоту, — сказал сухо, не повернув головы. — Посадка на склонах.

Да, здесь, над отрогами Памира, полет имеет свою особенность: воздух разрежен, неодинаковый прогрев вызывает непредсказуемые турбулентные потоки, которые при малейшей оплошности могут привести к самым нежелательным последствиям, и безукоризненное владение техникой пилотирования — суровая необходимость для каждого летчика; особенно трудными элементами являются взлет и посадка на хребтах и склонах, в ущельях на мизерных пятачках и площадках, где иногда приходится находиться в полуподвешенном положении.

Прежние полеты над пустынями тоже не мед, но по сравнению с горами — цветочки. А тут такие ягодки — не у всякого нервы и здоровье выдерживают…