
Онлайн книга «Корона скифа»
На горе домов немного, но всё дома древние, вросшие в землю, Есть среди них и каменные с глубокими подвалами и колодцами. Мостовая выщерблена, летом меж камней буйно растет трава, а зимой неровности сглаживает спрессовавшийся снег. Глухо, дико, и прекрасно! Выйди из дома и гляди на весь город, на широкую ленту великой реки Томи, на извилистые ленточки многих малых рек. Видны и окрестные леса, темные, со светлыми прогалинами. Воздух настоян на хвое, чист и крепок, как первой выгонки вино. Поздней осенней порой поднялись на эту гору два высоких господина, один уже старик, другой зрелый молодой мужчина. Молодой сметал полой шинели снежок с камней, читал надписи. Снял меховой картуз, постоял молча. Старик сказал: — Вот, видите, дорогой Улаф, как распоряжается людьми судьба? Улаф Страленберг ответил своему спутнику: — Да, милейший Философ Александрович, зрелище этих древних погостов внушает мысли о величии и ничтожестве всех людей. И хотя были сказаны такие поэтические слова, Философ Горохов и Улаф Страленберг поднялись на Воскресенскую гору в это утро совсем не ради философических раздумий. После памятной встречи на улице Почтамтской, когда Улаф бежал, укушенный возле развалин собора крокодилом, или бог знает, кем, стал он жить у одинокого бывшего миллионщика. После того, как они отобрали изображение бронзового оленя, у того, кто выдавал себя за купца Лошкарева, их вечерние беседы не раз возвращались к этому изображению. Покуривая трубочку, Философ Александрович, говорил: — Я чувствую, что пластинка эта досталась вам от прадеда неспроста. Откройтесь мне, я вам буду помогать изо всех сил, а потом мы вместе с вами купим выгодные участки, намоем кучу золота. Старик говорил так напористо, что, не привыкший кривить душой, Улаф сознался, что, да, пластинка не простая. Это ключ к сокровищу, которое оставил Улафу его прадед. Но сокровище, если оно будет найдено, не может принадлежать одному человеку. Оно принадлежит науке, будет сдано в музей. — Но можно же вложить какую-то его часть в прииска! — горячо убеждал Улафа Горохов. — Если верить рукописи, — пояснял Улаф, то сокровище нельзя разделить, оно представляет собой единое целое, это — корона короля скифов. — Но можно же будет отломить от неё кусочек! — воскликнул Горохов. — Нет. Это невозможно! Ломать историю! К тому же, еще неизвестно, не является ли эта корона плодом больного воображения. Я уважаю предка, но ведь он перенес столько страданий и лишений, что мог принимать фантазию за действительность. Такие случаи науке известны… — Вы сухарь! — заявил Улафу Горохов, — завтра же идем на Воскресенскую гору, искать тот дом, где ваш предок любил сиживать на масонских посиделках. Поначалу найдем вашего соотечественника Лундстрема, а он поможет. Они нашли дом, где жил Лундстрем. Оказалось, что швед недавно умер, сгорел от вина. В последнее время он много пил, пропил всё, что имел, и закончил жизнь так печально. Теперь им предстояло опросить местных жителей, не помнит ли кто-нибудь где тут в прежние времена жили или собирались пленные шведы? Живых свидетелей, понятно, не осталось, но, может, кто-то помнит рассказы об этом своего деда или прадеда? Но никто не спешил ответить на их вопросы. В одном дворе угрюмый мужик спустил на них громадных лохматых собак. В другом не пожелали отпереть калитку. Третий дом был пуст и заколочен, мрачно смотрел запертыми ставнями. В одном из домов им всё же отперли. На старинном парадном крыльце появился тощий еврей в длинном лапсердаке,* с великолепными, свисающими ниже плеч пейсами. — Моя фамилия Кац, — изволите видеть очень короткая фамилия, хотя уже прожита не очень короткая жизнь, — отвечал на их расспросы еврей. — Вы спрашиваете о шведах, но откуда же Кац может знать про шведов, если он живет на этой старой горе, совсем-таки недавно? Вы говорите, пустить молодого господина на квартиру? Но как же Кац сделает это, если он сам живет тут, что говорится, на птичьих правах?.. Я вам скажу, молодому человеку еще и не очень-то и понравится в этом доме! Это, может быть, и очень-таки возможно, самый старый дом в Томске. Здесь сгнили балки, здесь зимой холодно, а летом сыро. Бедный Кац живет тут, потому, что когда он был маленький, его папа умер, а мама Рива не имела денег, чтобы учить Самуила Каца в хедере. Самуил стал стекольщиком, очень хорошим стекольщиком, но это же не купеческая судьба! На хлеб еще, так и быть, заработаешь, а чтобы- на хлеб с маслом, так и нет! — Ну, тогда тебе не помешают те деньги, который господин Улаф Страленберг будет тебе платить за квартиру. — сказал Философ Александрович. — Кстати, у тебя совершенно-великолепные пейсы! А я знаю, что был в России закон, запрещающий евреям, живущим в городах, носить пейсы. — Что до пейсов, то закон о них так и остался, но не действует в Сибири, оттого так много евреев в Томске, что они тут имеют многие послабления. Сперва-таки ссылали евреев исключительно в городок Каинск, и это был такой, знаете, сибирский Иерусалим! Но теперь многие евреи из Каинска перебрались в Томск, да еще больше прибыло их из России, где их угнетали. А что до платы за квартиру, то она мне таки не помешает. Я пущу молодого господина, если он будет жить-таки тихо. Этот дом не принадлежит Кацу, этот дом купили Каминэры, чтобы потом сломать его, когда будут у них лишние деньги, и построить на этом месте новый хороший дом. Может, это будет магазин или аптека, кто знает? Пока я у них тут живу за сторожа, живем вдвоем с женой, дочери повыходили замуж. Молодому человеку я выделю большую хорошую комнату. Мне кажется он приличный молодой человек. — Еще бы не приличный! Горохов плохого человека не приведет. Господин Страленберг известный шведский ученый, он все дни проводит в ученых занятиях, ты ему помогай! — Кац человек маленький. Это не его дом, а Каминэров. Не дай бог не угодить богачам. У богатых портится характер. Нам, евреям, положено, ходить в синагогу пешком, так что делают эти Каминэры, Зумер-Финкели и Фуксманы? Они едут в синагогу в каретах! Не доезжают до синагоги квартал, тогда выходят и идут пешком. Кого же они обманывают? Разве бог это всё не видит? Как вы думаете? — Ты, я вижу, любишь поболтать, но ты не докучай этим господину ученому! — сердито сказал Горохов. — Ученый проводит дни в раздумьях, напрягает свой мозг. Понимай это!.. Так поселился Улаф Страленберг на Воскресенской горе. Когда его в очередной раз навестил Горохов, Улаф сообщил ему важную новость. Постепенно ознакомившись с домом, Улаф узнал, что здесь есть очень глубокий подвал. Самуил Кац держал в этом подвале стекло и запирал дверь на замок. Улаф Страленберг не раз просил еврея показать ему подвал, но тот говорил, что там пыльно и грязно. — А ну, веди нас в свой подвал, мы хотим посмотреть, возможно, что его строили предки господина Страленберга. — строго приказал Философ Александрович. |