Книга Таня Гроттер и перстень с жемчужиной, страница 59 – Дмитрий Емец

«Разумеется, кувалда – это я. А скрипка сама Лизон», – подумала Таня.

– Скрипка – это мой Глеб. Он такой чуткий, такой ранимый… Ты ему не подходишь! – продолжала Зализина.

Поняв, что не угадала, Таня смутилась. Зализина истолковала это по-своему.

– Что, проняла я тебя? – спросила она ласковым тоном следователя, произносящего: «Сознаваться будем?»

– Проняла, – заверила ее Таня.

– И сразила?

– Ухлопала на месте.

Зализина склонила голову набок.

– Все ехидничаешь, Гроттер? А ведь без Глебушки моего жить не можешь? – спросила она задушевно.

– Не могу, – в тон ей сказала Таня и тотчас пожалела о своих словах, потому что заметила, что Бейбарсов смотрит на нее. Что смотрит – это еще полбеды. Главное – как смотрит.

Сказала она это в шутку, чтобы позлить Зализину, да вот только у Бейбарсова, как у истинного некромага, с чувством юмора было сложно. Он жил слишком всерьез. Таня подумала, что если в шутку сказать овчарке «фас!», то очень может быть, что шутку она поймет не раньше, чем от кошки останется одно плачевное воспоминание.

– Хватит! Я пришла сюда не за этим! – сказала Таня с досадой.

– А зачем? – поинтересовалась Лизон.

– Я хочу поговорить с Глебом наедине!

Зализина застыла.

– С ГЛЕБОМ? – визгливо спросила она.

– Да.

– НАЕДИНЕ? – произнесла Лизон еще визгливее. Стакан на столе разлетелся осколками, хотя к нему никто не прикасался.

– Если ты не возражаешь, Лизон!

Таня согнула в локте руку, уверенная, что ей придется блокировать атакующие искры. Но Лизе суждено было еще раз удивить ее. Она действительно выпустила искру, но не в Таню, а в заговоренную дверь и, вышибив ее, вышла в коридор.

– Надеюсь, открытая дверь вам не помешает! Голубки, блин, козлиные! – произнесла она сквозь зубы.

Таня с Глебом остались одни или… почти одни. Даже удалившись, Зализина продолжала незримо стоять между ними. Прожженная дверь удушающе дымила. Избегая взгляда Бейбарсова, Таня подошла к окну якобы для того, чтобы не дышать дымом, и рассказала Глебу о Тангро и Зербагане. Глеб слушал ее внимательно и спокойно.

– Да я слышал о пелопоннесских драконах… У нашей старухи (так он называл ведьму, передавшую им дар) были свои мысли на этот счет, – сказал он.

Таня быстро повернулась к нему. Ну и дела! Мир не просто тесен. Мир – это автобус в час пик.

– Какие мысли?

Глеб подозрительно оглянулся в пустоту.

– Она говорила, что пелопоннесские карликовые драконы вороваты, как сороки. Не исключено, что один из них зацапал, что ему не принадлежало, и кто-то из-за него сводит счеты со всеми.

– Но что дракон мог украсть?

Бейбарсов передернул плечами:

– Не знаю. Что-то важное, надо думать.

– Мы считаем, что на драконов охотится Зербаган. Помоги нам поймать его, когда он нападет на Тангро, – сказала Таня.

Бейбарсов испытующе смотрел на нее. По его губам бродила странная улыбка. Тане почудилось, что он постепенно освобождается от магии локона. И еще почудилось, что имя Зербаган хорошо знакомо Глебу. Знакомо в гораздо большей степени, чем самой Тане, Ваньке или даже Сарданапалу.

– Так ты поможешь нам? – спросила Таня нетерпеливо.

Глеб подошел к ней и коснулся ладонью ее щеки.

– Обязательно помогу. Но не нам, а тебе, – заверил он ее.

* * *

Народ стал собираться в Зале Двух Стихий задолго до восьми часов. Таня, появившаяся там с Ванькой в половине девятого, застала торжество в самом разгаре.

В окружении пестрой стайки девиц разгуливал Жора Жикин, похожий на ощипанного павлина. «Каждый мужчина должен снести дом, спилить дерево и родить на стороне сына!» – говорил он. Младшекурсницы слушали и хихикали. Им было пока что смешно.

Жанна Аббатикова задумчиво разглядывала Конька-горбунка, словно прикидывая, сколько мешков можно на него навьючить. Семь-Пень-Дыр сноровисто скользил в толпе, что-то шепча то одному, то другому. Комбинировал, надо полагать. Верка Попугаева, накрашенная как официантка в кафе для дальнобойщиков, активно кокетничала с Кузей Тузиковым. Тузиков томился и ждал ужина. За минувший год он в рекордные сроки обзавелся животиком, небольшим, очень благополучным животиком, похожим на рюкзачок.

– Заматерел! – говорил о нем Ягун.

Ленка Свеколт, размахивая руками, спорила о чем-то с Шурасиком. Предмет спора был, как обычно, самый мелочный, однако перстень Шурасика уже раздраженно постреливал красными искрами.

Малютка Клоппик, пойманный с ящиком динамитных шашек, был отправлен Медузией спать под караулом из семи циклопов. Циклопы тащились за Клоппиком ужасно уныло. Вынужденные сопровождать Клоппика, они были лишены возможности проверять регистрацию магических перстней и таким образом оставались без заработка.

Высоченный Генка Бульонов держался рядом с круглой Пипой. Вторые дядя Герман и тетя Нинель. «Природа не очень ценит разнообразие», подумала Таня, когда на глаза ей попалась эта парочка.

Дуся Пупсикова приветствовала Таню оживленно и радостно. Однако оживление ее, по ощущению Тани, было преувеличенным. Пупсикова явно чувствовали себя неуютно в толпе. Зато Ритка Шито-Крыто вообще не замечала толпы. С наушниками, в которых гремела музыка, с блокнотом, в который она по ходу дела записывала что-то, Ритка существовала автономно и абсолютно сама по себе. Должно быть, даже в переполненном вагоне она сохранила бы твердые контуры своего «я».

– Все-таки чувство собственного достоинства – великая вещь! Не гонор, не надутые щеки, не напускная важность – именно собственное достоинство! – кивнув на Ритку, шепнул Ванька.

– Ты уверен, что это собственное достоинство? Может, самодостаточность? – спросила Таня.

Она сама, признаться, нередко задумывалась, в чем секрет Ритки.

– По-моему, это одно и то же. Тебе безразлично, какое впечатление ты производишь на других. Но безразлично потому, что ты уважаешь себя. Если бы ты просто махнул на себя рукой, тут было бы другое, – заметил Ванька.