
Онлайн книга «Таня Гроттер и проклятие некромага»
– Раз ты мудрый, можно тебя спросить? Почему Соловей упорно молчит про десятого игрока сборной вечности? – Не всегда молчат, когда не знают. Иногда молчат, когда знают. Иногда молчат, когда догадываются, – таинственно отвечал Рамапапа. – А ты догадываешься, кто сменит моего отца в сборной вечности? Гандхарв, как показалось Тане, странно посмотрел на нее. Встречный ветер трепал его спутанные кудри. – Тот, кто хотел заменить его всегда, – ответил он. Ворота ангара Гоярына распахнулись. Спасаясь, джинны бросились в разные стороны. Старый дракон тяжело взлетел. Рамапапа взмахнул лютней и, заложив крутой вираж, оторвался от Тани. Началась тренировка. Сборная мира разделилась на две части. У одной воротами стал Гоярын, у другой – один из его взрослых сыновей. Таня еще несколько раз пыталась переговорить с Рамапапой, однако всякий раз это оказывалось невозможным: то он резко набирал высоту, то атаковал дракона. Под конец Тане стало казаться, что он намеренно избегает встречи с ней. Тренировочный матч получился интересным. Соловей специально запретил подсчитывать очки и выпустил на поле белые мячи без каких-либо отличий. Единственной магией этих мячей была повышенная резвость. По полю они носились с такой пугающей стремительностью, что, пытаясь схватить очередной мяч, Таня ощущала себя идиоткой, которая ловит сачком для бабочек автоматную пулю. – Ничего-ничего! Поймаете эти – поймаете все! – кричал с тренерского места Соловей. – Я сломала ноготь! Кто-нибудь, принесите мне маникюрные ножнички! Тому, кто примчится первым, я разрешу поцеловать свой пальчик! – пожаловалась Лизхен Херц. Маланья Нефертити передернулась. Клопперд Блох и Эразм Дрейфус, вняв призыву, кинулись за ножницами и притормозили только после вопля Соловья, который заорал на джиннов-арбитров: – Еще мячей! Того, кто дезертирует с тренировки, – убью на месте! Тяжело в ученье – есть шанс не дожить до боя! Живее шевелитесь, дохлые клячи! – Ваш тренер псих. И именно этим мне нравится! – крикнула Тане Маланья. – Если тебе нравятся психи, ты полюбишь Тибидохс, – пообещала Таня. Сама же подумала, что на следующей тренировке, когда Соловей выпустит на поле сразу четырех сыновей Гоярына, которых нарочно не кормят с прошлой пятницы, у Маланьи появится еще один повод порадоваться. Поблизости просвистел стремительный, как ядро, мяч, и Таня, перестав тратить энергию на посторонние мысли, устремилась за ним. К концу тренировочного матча явился Ягун, как всегда, радостно-взбудораженный. Пришел он пешком. Свой пылесос он с утра в очередной раз покрасил, а краска не торопилась сохнуть. Рядом с Ягуном пританцовывал Жора Жикин, приставший к комментатору в Тибидохском парке. На этот раз большая красная шишка вздувалась у него под глазом. Жикин то плакал, то смеялся, то бросался целовать песок, по которому прошла хорошенькая ведьмочка, то вставал на колени перед старым пнем и стучал в него, требуя, чтобы дриада открыла ему дверь. – Это я, твой блудный му-у-у-уж! Наелся гру-у-у-уш! – пел он. – По-моему, не груш, а мухоморов, – сказал Ягун. Комментатор, как личность яркая, относился к неожиданным заскокам Жикина с одобрением или, во всяком случае, с интересом. Появившись на трибунах, Ягун приколол на ворот куртки серебряный микрофон и радостно заорал: – Ну-с, где тут хваленая сборная солянка? Пример для дрожания и подражания? Покажите мне этих дохлых сусликов! Кто у нас тут? О, Маразм Дрейфус – гном-миллионер, гроза Золушек и прочих сироток. Маразм, хочешь тест? Как определить, что человек гормонально озабочен? Надо дать ему бумажку, на которой написано слово «трусы», и попросить прочесть. Если прочтет как множественное от «трус», с ним все в порядке. Если нет, то озабоченных как минимум двое. Тот, кто читает, и тот, кто пишет… Жикин упал со скамейки и от хохота задрыгал ногами. Ягун посмотрел на него с тревогой. С его точки зрения, шутка была не настолько блестящей, чтобы так реагировать. – Жикин, очнись, родной! Не бейся головой, а то все будут думать, что шучу для слабоумной аудитории… А вот и Клопперд Блох – бесплатное иллюстрированное приложение к костылю! Маланья Нефертити – мое вам черномагическое почтение!.. Фофан Бок – ходячая слава физкультуре! Крутой пылесос у тебя, друган, мощный! Проблема в том, что на грузовике на дискотеку не ездят!.. А кто эта старая тетя на бамбуковой удочке? Услышав голос Ягуна, Энтроациокуль развернулась. Подлетев к защите купола, она зависла на бамбуковом шесте и посмотрела на комментатора долгим проникновенным взглядом. Ягун почувствовал себя неуютно. Даже безбашенный Жикин перестал ржать и вертеться на месте, как человек, забывший в заднем кармане брюк гвоздь-сотку. – Разве я сказал, что буду кого-то критиковать? Выбираю мир, дружбу и долгую жизнь! И вообще, реплика была обращена не к вам, мадам, а вон к той пролетающей птице-сирин. Это на тот случай, если кто-то скажет, что я заговорил первым! – торопливо сказал Ягун. Энтроациокуль сердито отвернулась и вновь погналась за мячом. Ей было хорошо известно, что через защитный купол ее проклятия не действуют. И самое противное, что этот болтливый парень с красными ушами тоже явно был в курсе. К концу тренировки бушевавший на трибунах Жикин внезапно завял, ссутулился и заплакал, уткнувшись в плечо Ягуну. Это произошло так внезапно и без всякой видимой причины, что Ягун даже не сумел съехидничать по этому поводу. – Э… Жик, ты чего? Жикин не отвечал и только вздрагивал от рыданий. Вдруг, сорвавшись с места, он убежал за трибуны и спустя десять минут снова вернулся бодрый и хохочущий. Прыгал по скамьям и пытался поцеловать солнце, обняв его за золотистые щеки. На подбородке у него пунцовела шишка размером с монету. Маланья Нефертити, только что забросившая в пасть Гоярыну последний мяч, который дракон с аппетитом проглотил, поскольку сообразил уже, что никакой особой магии в мяче нет, спрыгнула с крышки гробницы. Нырнув в лазейку для арбитров, она подбежала к Жикину. Тот успел уже поссориться с солнцем и теперь пытался боднуть его лбом. До солнца он не достал, зато со скамейки навернулся. – Забавный парень. Но вообще-то раньше он таким не был, – сказал Ягун оправдывающимся голосом. – Три дня, – сказала Нефертити хладнокровно. – Что три дня? – Жить ему осталось три дня, если не будет нового вливания. Странно, что твоя бабушка ничего не предпринимает. |