
Онлайн книга «Штрафники против «Тигров»»
— Не того… — ответил Андрей. — Ты ранен? — Об сук расцарапал, будь он неладен… — отвечал Карпенко с такой улыбкой, будто он встретил лучшего друга, с которым сто лет не виделся. — Чуть зрения не лишился. Как говорится, не в глаз, а в бровь… — Надо Якима перевязать… — озабоченно проговорил Аникин. — Проверьте, навылет его или нет… И бровь свою обработай… — Уходить надо, товарищ командир… — тут же переведя тон на деловитый, сказал Карпенко, осматривая рану Якима. — А только деваться нам некуда. Слева топь, сразу на дно тянет. Талатёнкова еле вытащили из трясины. Дорогу фашисты перекрыли. — Попробуем вернуться обратно… — сплюнув, произнес Аникин. — Хотя путь отхода наверняка нам перерезали. От самого хутора идут за нами по пятам… Агнешка наклонилась над раненым и отстранила руку Карпенко. — Почекай, дай я зроблю [7] … — произнесла она. Ничуть не стесняясь, она подняла подол, обнажив выше мужских сапог стройные ноги. Они показались Аникину такими ослепительно-белыми и красивыми, что он зажмурил глаза. У других солдат была такая же реакция. Не обращая на них внимания, женщина умелыми движениями оторвала от исподней льняной рубахи длинную ленту. — Обробити потребно… Рану… — сухо произнесла она, склонившись на коленях над Якимом. Пуля прошла навылет. У запасливого Карпенко оказалась фляжка со спиртом. Женщина принялась умело обрабатывать рану. Яким вдруг застонал и, морщась, открыл глаза. — Ну вот, будет жить… — произнес Карпенко, не отрывая глаз от Агнешки и ее голых колен, упертых Якиму в бок — И где это вы, товарищ командир, такую медсестру нашли?.. — Карпенко, не время сейчас шутки шутить… — жестко ответил Аникин. — Жильцова срочно сюда. Пока прикройте. Мадана возьми в подмогу. Уходить будем… Попробуем обойти эсэсовцев. Карпенко присвистнул: — Эсэсовцы?! Так вот что за серые мыши на нас лезут. А еще пятнистые леопарды… Чисто — зоопарк, товарищ командир… Девятова убили… и Чеснока… Похоронили их. Чесничанский впереди шел. Первым через дорогу перешел, а там — засада фашистская… Он подскочил, как на пружинах, и со всех ног бросился собирать людей. Мадан побежал в другую сторону их неширокой линии обороны. Аникин, пригнувшись, побежал следом. Перед дорогой земля здесь брала немного вверх, на манер насыпи. Вдоль нее и залегли штрафники, ведя перестрелку. Здесь Андрей и набрел на Жильцова. Жила занял удобную позицию, ведя короткими очередями обстрел широкого сектора. В руках у него был «дегтярь» Девятова. — Жильцов! Жильцов! — окликнул его Аникин. — Уходим!.. — Понял!.. — коротко бросил тот. — Только не могу я, товарищ командир… Прут, как черти… Он снова припал к прикладу и послал короткую очередь. XXII
Аникин подполз чуть левее Жилы. Он увидел сразу двоих эсэсовцев. Как по команде, они поднялись из травы и пробежали несколько шагов. В это время остальные старались прикрыть их, с нескольких позиций обстреливая огневую точку Жилы. Пули крошили древесину ствола, под которым тот устроился. Но все равно его очередь достала одного из эсэсовцев. В момент, когда тот уже нырял в траву, пуля ударила его в бедро. Тело фашиста крутануло в воздухе, и он, неуклюже упав, покатился по траве, визжа от боли. Андрей с ходу, наугад, открыл огонь по тем, кто стрелял из-за деревьев с той стороны дороги. — Уходим, Жила… уходим! — крикнул он, дождавшись, когда тот отползет по листве вниз и встанет на ноги. Теперь отход группы прикрывали все, по очереди. Впереди Агнешка и Мадан тащили под руки раненого Якима. Тот уже очухался и пытался даже самостоятельно передвигать ногами, правда, без особого успеха. — Стежка, стежка… идемо прсез багно [8] … — твердила женщина и все время показывая налево. — Что за стежка? А? — не понимая, переспрашивал Карпенко, то и дело подбегая к ней. — Тропинка, видать, — с опаской предположил Мадан. Женщина закивала часто-часто. — Тропинка! — подхватила она, показывая в ту сторону, куда она хотела повернуть. — Командир! — окликнул Карпенко Андрея, когда тот отпустил наконец курок пулемета и, оттолкнувшись от ствола сосны, петляя между другими деревьями, пробежал несколько шагов — до следующего укрытия. — Командир! Она что-то твердит про тропинку… — еще раз повторил Николай. — Стежка… — подтвердила Агнешка и опять стала часто-часто показывать в сторону. — Она на болото нас тянет! — недоверчиво крикнул Карпенко, принимаясь за стрельбу. — Е стежка через болото, — проговорила женщина. — Можна дойти до самий Гончаривки… — Другого выхода нет, — произнес Аникин. — Давай, повертай на твою стежку, Агнешка. XXIII
Болото тянулось около двух километров. Саперными лопатками из осины бойцы наделали себе шестов. Впереди шла Агнешка, щупая дорогу в покрытой цветущей ряской тине. — Ну и вонища тут… И эти гады покоя не дают… — морща нос, озирался Талатёнков, отмахиваясь от комаров. Они тучами кружили над группой. Каждый сантиметр открытого участка кожи был искусан и расчесан в кровь. — Лучше они пусть кровь пускают, чем эти пятнистые гады… — резонно заметил идущий позади Агнешки Жильцов. Карпенко все порывался занять его место, чтобы быть поближе к женщине. Он совсем потерял голову и терпение и все намекал Аникину, что пора бы сделать привал, чтобы «познакомиться с проводницей поближе». — Нам привалы делать некогда, Николай… — сурово осаживал его Аникин. — Дотемна надо выйти к Гончаровке. — К чему такая спешка? — как бы риторически досадовал Карпенко. — Будто без нас там не обойдутся… — Без тебя — может быть, — жестко и угрожающе отвечал Андрей. — На войне без многих можно обойтись. Особенно без тех, которые невпопад рассуждают. И насчет своей шкуры пекутся… — Это ты зря, командир… — зло огрызнулся Карпенко. Было видно, что слова Аникина его сильно уязвили. — Я свою шкуру от врага не прятал… Ни в Сталинграде, ни тут… В этот момент впереди, у горизонта вдруг громыхнуло, потом еще раз. Потом грохот слился в одну непрерывную канонаду. Все на миг остановились. — Ого… — проговорил Мадан. — Гроза, что ль… — Ага, гроза… — усмехнулся Жила. — В виде тяжелой артиллерии… — Нет, больше на «катюши» похоже… — предположил Аникин. — Тогда точно наши!.. — радостно подытожил Талатёнков. Все заметно приободрились и прибавили шаг. Только Карпенко продолжал супить брови и смотреть волком. |