Онлайн книга «Кто хочет стать президентом?»
|
«Но где самолет? И ведь это не зачуханный чартер – солидный рейсовый борт. Где он мог „загулять“ вот уже на полтора часа?» Телефон не умолкал. Временный секретарь, взятый в эту поездку, настолько не справлялся с делами, что готов был сам написать заявление об увольнении, когда б имел хотя бы одну свободную минутку. Приходили скверные сведения из верхов прокуратуры. Начались непонятные передвижения в следственной части. Над двумя полковниками, которые, как казалось Винглинскому, надежнейше прикрывали его задницу, нависла опасность повышения. Опыт показывает: повышение человека портит и отдаляет, он перестает чувствовать себя обязанным настолько, насколько чувствовал прежде. А может быть, дело и еще хуже – повышение санкционированное, чтобы заменить хороших полковников плохими, голодными и якобы честными. «И Либава ведет себя как… Либава. Даже на вопрос, все ли он изъял материалы по съемке, отвечает каким-то противным ориентировочным голосом. Гнать бы его, но верен. Хотя кто сказал, что тупой и ленивый – это обязательно верный?» Пообещав себе подумать на эту тему, объединив ее с темой капитана Захарова, Винглинский снова стал набирать номер Нины, причем без всякой надежды застать ее у трубки. Упала на дно, отливается слезами, отпивается «Баккарди». Почему все деловые женщины в последнее время пьют «Баккарди»? Интересно, это тонкое наблюдение или ошибочное? Ответить себе олигарх не успел. В трубке раздался голос Нины. – Слушай, со мной все в порядке. Не волнуйся. Скоро позвоню. И конец связи! Ну, это уже превосходило всякие представимые пределы хамства. Держа в одном кулаке хрустящий телефон, а в другом комкая свою невидимую глазу, но страшную ярость, Винглинский отвернулся от стеклянной стены, за которой он наблюдал безрадостную, шумную и непонятную жизнь аэропорта, и посмотрел на официанток, с какой-то сервисной обреченностью склонившихся у стола. Увидев его глаза, они зажмурились. И в этот момент в помещение бодрой, южной, почти беспечной походкой вошел Кирилл Капустин. Никто не объявил о его прилете, но Винглинскому было наплевать, с какого самолета спрыгнул этот человек. Теперь было с кем поговорить. – Пойдем на воздух? – Зачем? – огляделся Капустин. Ему смешно было думать, что тут стоят какие-то прослушки. – Нет, просто дышать нечем. – Ах, если… Они вышли. Капустин закурил. Берегший свое здоровье олигарх с завистью смотрел на него. Потом откатил ногой дверь и крикнул ближайшей полумертвой официантке: – Коньяку! Пока она возилась с подносами и рюмочками, Капустин предложил знакомцу свою фляжку. Винглинский глотнул, потом еще, и начал плеваться, как будто после первого глотка не распробовал, что ему дали за дрянь. И без промедления перешел к делу: – Ее надо убирать. Капустин сразу понял, о чем идет речь. У него была коекакая информация о стиле отношений, которые сложились между самостоятельной девушкой и ее патроном. – Как? – Как хочешь. – Не нервничай. Ну пропала, ну найдется. – Уже нашлась. – Да-а? – И снова пропала. Капустин почувствовал, что разговаривать ему с Винглинским будет трудно. Каждая девушка имеет право на выкрутасы, но не в таком все же количестве и не настолько за пределами своего профессионального статуса. Он попытался начать издалека: – Помнишь, ты как-то говорил, что вы начинаете срабатываться… Олигарх замахал тонкими руками: – Ну, хва-атит, Кирюша, не лови меня на слове, причем Бог знает когда ляпнутом. Капустин тихо усмехнулся: – Ну и как ты мне прикажешь это преподнести шефу? Винглинский подумал несколько секунд. – Во-первых, я сам Андрюше позвоню, во-вторых, сообрази что-нибудь. Нельзя ее держать поблизости от этого дела. Эта афера так раздулась, что если как следует лопнет… Понимаешь, она, видите ли, верит, что этот сибирский бензин настоящий. А мне давно уже один из братьев проговорился, как они дурят общественность. Вернее, один дурит, а второй верит. На чем все и держится. Капустин сам отпил из фляжки. – Хваткие мужички. – Они свое получат, – сказал олигарх таким тоном, что нельзя было понять – радоваться надо за «мужичков» или бояться. Капустин взвесил фляжку в руке. – Но знаешь, что я тебе скажу? Твоя история со сверхбензином теряет актуальность. Вернее, не так: она отходит на второе место, в тень. Олигарх медленно – с той скоростью, с какой доходило до него сказанное, – повернулся к нему. – Что ты имеешь в виду? Капустин опять отхлебнул. – На настоящий момент непонятно, в каком виде нам нужна эта «чистая сила» – в работающем или в разоблаченном. Винглинский сделал нервный жест рукой: – И мне непонятно, что ты там говоришь. У меня стол завален контрактами на выступление этих лесовиков с их черепахой сразу в восьми штатах и в Монако. А я при этом знаю, что это надувалово. Капустин успокаивающе положил руку ему на плечо: – Ну, отправь одного, того, кто дурит, пусть распинается. Пусть говорит, что нет средств для доставки настоящей аппаратуры из Калинова, а она скрыта на дне какого-нибудь атомного колодца, а поверх него курган. Винглинский сплюнул. – Это пурга. Дешевая, и даже очень дешевая. Собеседник развел руками: – А нам больше на настоящий момент ничего и не надо. Мы переносим попытку на более высокую высоту, извини за стиль. – Что это значит? Капустин допил коньяк, спрятал фляжку в карман. – А мы начинаем выборы президента. – Барбадоса? – спросил разбито и опустошенно олигарх. – Зачем? Президента России. Без булды, как говорят не знаю где. И хочешь узнать, кто будет претендент и кандидат? Молчишь – значит, очень хочешь. Андрюха. Андрей Андреевич. Винглинский снова сплюнул в бездну крутящейся метели. – Что-то потерял я чувство юмора. – Это правильное ощущение… Итак, Андрей Андреевич Голодин, и ни граммом меньше. Винглинский помял виски. – Знаешь, такая дичь все это, что хоть верь. Капустин спрятал пустую фляжку в карман. – Еще совсем немного – и начнешь. Твой статус главного финансового стержня сохраняется, ну, естественно, «там», на Восточном побережье, мы получаем очень толстый денежный кран. Так вот, твое положение в схеме почти прежнее, только не вшивых, подпольных профессоров будем мы продвигать в человеки, а бывших вице-премьеров. А ведь он не сразу согласился. Кому рассказать!.. Уговаривать пришлось, умные исторические факты цитировать. Но теперь все, конь бьет копытом. |