Книга Паруса смерти, страница 70 – Михаил Попов

Прибывшие с Олоннэ на Тортугу корсары нашли своим деньгам обычное применение. А получили они по двести шестьдесят реалов на человека, плюс многим досталась доля погибших друзей и родственников. С такими денежками можно было разгуляться. Как будто специально именно в эти дни прибыли на Тортугу два корабля, груженные спиртным — разными винами и водками. И загудела Тортуга.

Через три недели спустившие все до последнего мараведиса [14] корсары стали по двое, по трое являться к Олоннэ с просьбой снова взять их с собою в плавание, если таковое им намечается.

— С тобой, Олоннэ, мы готовы хоть к черту в зубы! — в порыве похмельной слезливости заявляли они ему.

Олоннэ не участвовал в их пирушках и вообще мало появлялся на людях. Он вел уединенный образ жизни и, по слухам, проводил целые часы, обложившись книгами и картами. У кого-то это вызывало насмешки, другим было, наоборот, приятно, что их вожак не шалопай какой-нибудь, а человек образованный и знающий. Так или иначе и те и другие сидели без денег, поэтому поднимали совместные тосты за то, чтобы капитан Олоннэ поскорее придумал, куда стоит отправляться за новой порцией золотишка.

И капитан не обманул их ожиданий.

Однажды вечером он послал своего верного Роже в «Жареный фрегат», где в тот момент сидели Воклен, Ибервиль и ле Пикар, и потребовал, чтобы они немедленно явились к нему.

Эти трое собрались именно затем, чтобы обсудить планы на будущее. Они видели, что сидеть без дела далее нельзя, корсары начинают волноваться. Но пускаться в плавание в одиночку было слишком рискованно, действуя же в составе эскадры, да еще под началом такого удачливого вожака, как Олоннэ, можно было рассчитывать на значительно большую добычу при значительно меньшей вероятности сложить голову.

— А если Олоннэ не захочет? Если он навсегда засел за свои книги?

Этим вопросом задавались все трое, и ответ им приходил только один: надобно плыть без него. Опять-таки объединенной эскадрой, но без Олоннэ. Но тут сразу же возникала проблема единого начальника. Конечно, каждый считал наиболее предпочтительным в этой роли себя и каждый с другими был совершенно не согласен.

Так они сидели и попивали белое винцо, перебрасываясь легкими шутками, ибо понимали, что всякий серьезный разговор рискует закончиться поножовщиной.

— Что это ты зачастил в губернаторский дворец, Воклен? — спрашивал Ибервиль, поправляя повязку на своем безработном глазу.

— Что значит зачастил? — отвечал толстяк, проверяя состояние своей лысины. — Я был там всего два раза, когда помогал Олоннэ отнести деньги, и на следующий день, когда передавал мадам Женевьеве вещи Шарпа. Кое-что от него все-таки осталось.

— А что, это нельзя было передать одновременно — вещи и деньги?

Ибервиль подмигнул ле Пикару, мол, смотри, как врет. Причем подмигивание в исполнении одноглазого человека значительно выразительнее, чем у нормального. Воклен прищурился и снова потянулся к лысине, он почувствовал, что она покрывается потом. Неужели этот бельмастый о чем-то догадывается? И кто ему рассказал о второй встрече?!

Воклен действительно встречался в саду с вдовой капитана Шарпа, и речь во время этой встречи шла совсем не о том, как погиб ирландец, но о том, почему жив француз.

— Он слишком внимателен. Он завел себе телохранителей, они бодрствуют день и ночь.

— Нет такого человека, которого нельзя было бы убить.

— Да, мадам, и я пытался. Я отравил его в Гибралтаре. Он болел две недели, но выжил.

— Вы выбрали негодный яд.

— Годный, мадам, годный. С его помощью я отправил на тот свет троих. Олоннэ выжил. И после этого случая стал весьма подозрителен. Он не ест со всеми, он…

— Я плачу вам деньги, Воклен, большие деньги.

— Целую ваши руки, но прошу заметить, что ни за какие деньги я не смогу купить себе вторую жизнь. Он мгновенно уничтожит меня, если заподозрит в намерении вредить ему. Мое спасение сейчас в том, что он подозревает всех и не в состоянии выбрать — с кого начать.

— Все эти ваши объяснения меня мало волнуют.

— Понятно, — опустил голову толстяк, и в глазах его сверкнула сдерживаемая злость.

— У вас нет другого выбора — вы должны его убить, иначе Олоннэ узнает, кого именно из своего окружения должен опасаться больше других.

Воклен замер. Он не ожидал такого поворота. Ему дают понять — эта девчонка! — что он у нее в руках, а он-то думал, что это она находится в его власти в случае чего. Что же он там такое ей сделал, Олоннэ, если она так его ненавидит?!

— Я буду стараться, мадам. Но не здесь, конечно, не на Тортуге.

— Я думаю, вы скоро отправитесь в плавание. Корсары пропили все заработанное.

Толстяк с поклоном удалился.

— Что молчишь, Воклен? — допытывался Ибервиль.

— Почему я не передал все сразу?

— Да, объясни!

— Мадам Женевьева не вышла, когда мы принесли деньги… И потом, зачем же связывать деньги и память о любимом муже…

— С каких это пор ты стал таким мягкосердечным? — захохотал ле Пикар.

— Врешь ты все. Ты лучше скажи сразу — подъезжаешь к вдовушке, а?!

— Какую чепуху ты мелешь, Ибервиль!

— Почему же чепуху? Чем ты хуже других? Ты человек состоятельный.

Воклен почувствовал, что в этих словах пьяного соратника всплывает старый намек на то, что груженный добычей корабль, которым ему было поручено командовать, находится отнюдь не на дне морском, а в какой-нибудь тихой заводи. И денежки, коими он был гружен, лежат в глубокой пещере, о пещере этой известно только одному человеку, потому что кости остальных уже обглоданы прибрежными крабами.

Толстяк не отреагировал на этот намек. Пусть себе болтают. Ибервиль не унимался:

— А собственно, чего ты удивляешься? За Шарпа пошла? Пошла. А ты чем хуже?

— Ты перестанешь болтать или нет?!

Ибервиль начал подниматься из-за стола, опершись на него двумя руками. Собеседник тоже, ему изменила его обычная выдержанность. Иногда даже самый терпеливый человек говорит себе — хватит!

Ле Пикар не вмешивался, более того — он забавлялся. Зрелище дерущегося на дуэли Воклена — это было для него внове.

Уже руки схватились за рукояти, уже все три глаза налились кровью, когда появился Роже. Он быстро понял обстановку и мгновенно вмешался.

Предложение капитана Олоннэ прибыть к нему с немедленным визитом было достаточным аргументом против почти назревшего поединка. Последние слова еще не были сказаны. Воклен шумно выдохнул. Ибервиль сплюнул. Ле Пикар усмехнулся. И все отправились на зов Олоннэ.