Книга Промзона, страница 116 – Юлия Латынина

* * *

Константина Цоя и Вячеслава Извольского разыскали почти одновременно, и в приемной президента они оказались в один и тот же час: в половине девятого утра. Один прилетел из Америки, другой – из Кувейта.

Цой вошел немного позже, и когда он показался в дверях, оказалось, что все сидячие места в приемной заняты. Извольский расположился на большом кожаном диване, а в кресле напротив сидел его помошник. При виде Цоя помошник попытался было встать, но тут же поймал взгляд Извольского и, напротив, расположился в кресле поудобней.

Беловолосый кореец, пришедший в приемную в сопровождении замглавы администрации президента, остановился на пороге, скрестил руки и прислонился к дверному косяку.

– Ты уж не с охраной ли, Слава? – сказал замглавы администрации. – Боишься, что тебя в приемной президента подстрелят? Вон, Костя без охраны.

– У него охрана – Кирилл, у Боровицких ворот ждет, – откликнулся Извольский, – такую охрану не то что в Кремль, в рюмочную не пустят.

В приемной как-то внезапно образовались несколько парней из службы охраны, видимо предупрежденных о возможной склоке, но тут дверь верховного кабинета отворилась, и оттуда вышел один из приближенных чиновников.

– Константин Кимович, – сказал он, – президент ждет вас.

* * *

Когда Цой вошел, президент России сидел совершенно неподвижно, как на предвыборной фотографии. Даже стоявший в углу трехцветный флаг выглядел живей, чем глава государства, и бахрома его еле видимо трепетала от потоков теплого воздуха из вентиляции.

Президент не встал из-за стола, не поздоровался и не пригласил Цоя сесть. Он просто смотрел на промышленника, и под этим взглядом обычно невозмутимый Цой почувствовал, что он покрывается холодным потом.

Президент был разъярен. Президент был разъярен больше, чем если бы ему сообщили о провозглашении независимости Чечни. То, что задумали Цой со Слябом, было немыслимо. Скандал только разгорался, а телефон (полусекретный!) приемной Цоя уже раскалился от журналячьих звонков, и было ясно, что ущерб репутации России нанесен чудовищный – такого ущерба правящей семье не было со времен скандала с Гришкой Распутиным.

Цой молча стоял у двери кабинета, тем самым вынуждая президента начать первым, – и эти двадцать шагов, отделяющих его от стола главы государства, Цой охотней бы прошел под прицелом снайпера, нежели под взглядом президента.

Президент заговорил – очень негромко.

– В своем иске швейцарская прокуратура, – сказал президент, – утверждает, что к скандалу, возможно, причастен я. Она утверждает, что деньги на счету Ревко – это не деньги Ревко. Это мои деньги. Какие у швейцарской прокуратуры доказательства?

Цой молча подошел к столу президента и положил на него кассету. Обыкновенную видеокассету VHS, производство фирмы «Сони», длительностью девяносто минут. Никаких наклеек на кассете не было.

Президент повертел кассету туда-сюда, потом встал и прошел в комнату отдыха. В отличие от большинства начальственных мест, она располагалась не сразу за кабинетом, а была отделена от него небольшим коридорчиком: в коридорчик же выходили туалет и столовая. В комнате отдыха президент сунул кассету в видеомагнитофон.

Видимо президент отвык сам обращаться с капризной техникой. Сначала он сунул кассету не той стороной, а потом перепутал кнопки.

Наконец президент справился с видеомагнитофоном.

На плоском плазменном экране возник Денис Черяга. Изображение было черно-белое, но довольно четкое. Черяга сидел вполоборота к камере. Так же, вполоборота, сидел его собеседник – Извольский.

Черяга сидел и курил.

– Он хочет тридцать девять лимонов, – сказал Извольский. – Говорит, что тридцать один уйдет выше, а восемь пойдет ему. Но за это он получает санкцию на уничтожение группы Цоя.

– Что значит выше? – спросил Черяга.

– На самый верх. Он сказал следующее: «Президент считает ненужным сущестование в России промышленной группы, настолько связанной с криминалом. Но вы должны доказать свою преданность новой России».

Президент выключил видеомагнитофон.

– Кто этот второй, рядом с Извольским? – спросил президент.

– Денис Черяга. Куратор его службы безопасности. Он, кстати, в федеральном розыске за ряд совершенных им убийств.

– Человек, который это записал, до сих пор там работает?

– Он пропал, и, к сожалению… в общем, я думаю, что свой иск эти ребята начали готовить после его пропажи.

Президент протянул ладонь.

– Где оригинал записи?

Цой скрестил руки на груди.

– Разумеется, не со мной, – ответил он.

В комнату отдыха, неслышно ступая, вошли два личных охранника президента.

Президент поколебался, потом в упор взглянул на Цоя и спросил:

– Что связывало тебя и… этого бандита?

– Мы были друзья. И партнеры.

Президент кивнул, приглашая охранников садиться, и вышел. Цой услышал, как во второй двери, той, что вела из коридорчика в кабинет, с громким щелчком повернулся замок.

Когда Извольский вошел в кабинет президента, Цоя там не было. Разумеется, Извольский понимал, что Цоя провели, а может быть – вывели – через комнату отдыха, но все равно ему невольно показалось, что Цоя просто пристрелили тут же, а кусочки кинули в шреддер. Такая уж атмосфера царила в кабинете.

Президент не сидел – молча стоял на фоне трехцветного флага, и выглядел он очень усталым. Чтобы президент был в Кремле в девять утра – это было явление исключительное. Работал он допоздна, – но зато и вставал не рано, как прекрасно было известно обитателям Рублевки, привыкшим, что дорогу для президентского кортежа перекрывают в десять-одиннадцать утра.

– Садись, – внезапно сказал президент, – а то еще ножки подогнутся.

Извольский сел. Он старался казаться невозмутимым.

Президент взял со стола бутылку с минералкой, свинтил крышечку и отпил из горла.

– Вячеслав Аркадьич, – мягко сказал президент, – я бы хотел понять, почему вы, человек, который неоднократно встречался со мной, и пользовался моим доверием – подал иск в американский суд? Изгадил репутацию России? Если вы узнали эту грязь о Саше, что, мне нельзя было ее показать? Добро бы Цой, я ему в жизни руки не подал. А вы? Зачем выносить сор из избы?

Извольский помолчал. Потом сказал:

– Я пользовался вашим доверием и поэтому я прилетел сюда. Хотя, скорее всего, это ошибка.

– То есть почему ошибка?

– Вы сами знаете почему.

Президент вопросительно поднял брови. Извольский молча протянул ему бумагу. Это была распечатка разговора. Разговор был такой:

А (Альбинос)