Книга Земля войны, страница 98 – Юлия Латынина

– Хорошо, – сказал Джамалудин, – вот мои условия. Во-первых, ты выпустишь всех женщин и всех детей. Ты сделаешь это сейчас, немедленно. Когда женщины и дети уедут, я подгоню сюда автобусы, и мы сядем в них вместе. Твои люди и мои люди. Я и мои люди будем без оружия. Мы доедем вместе до границы с Чечней, и там ты пойдешь своей дорогой, а я – своей.

Арсаев молчал несколько секунд. Он понимал, что решать надо быстро, иначе за всех будут решать федералы. Кроме того, он вовсе не собирался брать в заложники детей, которым три часа от роду, и женщин, которые собирались рожать. Если бы женщины были неверными, еще куда ни шло. Но большинство этих рожениц были правоверными мусульманками, и Арсаев не был уверен, что Аллах хорошо отнесется к его поступку.

– Хорошо, – сказал Арсаев, – но я выпущу женщин и детей только тогда, когда увижу автобусы. Сначала автобусы заедут во двор. Потом их проверят мои бойцы. Потом в них сядут твои люди. Потом я выпущу женщин и детей, и мы поедем.

– Сколько сейчас новорожденных в роддоме? – спросил Джамалудин.

– Шестьдесят восемь. И я не отдам тебе ни одного сосунка, пока не увижу автобусы.

– Все будет готово через два часа, – сказал Джамалудин.

* * *

На выходе из сквера Джамалудина ждали Хаген, Шапи, и полковник Аргунов. Они зашли в эвакуированное здание больницы, Джамалудин расстелил на подоконнике карту района и сказал:

– Мы подгоним ко входу два «Икаруса». Ваха проверит автобусы, а потом я зайду туда, и со мной еще двадцать человек. Потом Ваха выпустит женщин и детей, а мы поедем вместе с ним в Чечню.

– Я с тобой, – сказал Хаген.

– Нет, – ответил Джамалудин, – ты уедешь сейчас и будешь ждать нас вот здесь, перед Мескен-Юртом, за тем самым камнем, у которого в прошлом году разбился Ислам. Когда автобусы поравняются с камнем, ты уничтожишь их.

Даже Аргунов был поражен.

– Но… – сказал он.

Джамалудин повернулся к нему, и полковник увидел, что аварец так разъярен, что еле сдерживает себя.

– Никаких «но», – отрезал Джамалудин, – эти люди захватили наших женщин и детей. Если хоть один из них останется в живых, никто из нас не может называться мужчиной. Если Аллах захочет, кто-нибудь из тех, кто поедет с Вахой, уцелеет.

Аргунов сильно сомневался в том, что Аллах сможет рассортировать пассажиров автобуса, в который всадили «шмель». Он уехал с Хагеном через пятнадцать минут. С собой они взяли пять лучших людей Джамалудина и пятнадцать отборных бойцов «Альфы».

* * *

После того, как Джамалудин ушел, Ваха Арсаев снова спустился в подвал. Он тщательно осмотрел взрывное устройство, пошел уже было к двери, но потом вернулся и стал обнюхивать баллоны снова.

Его сильно встревожила встреча с Джамалудином. У аварца не было никакой возможности помешать Вахе, но тот все больше испытывал дикий, почти иррациональный страх перед всем, во что он вляпался. И страх этот требовал каких-то действий. Ваха уже жалел, что показал аварцу схему минирования здания. В конце концов Ваха вызвал к себе двоих оставшихся взрывников: Рустама и Ису.

– Оттащи крайний баллон в палату и заминируй его отдельно, – приказал Ваха Исе, ткнув пальцем вертикально вверх.

Приказ был не очень логичным, но с Вахой никто не решился спорить. Ваха совершил в тот день много ошибок. Как сочли впоследствии – эта была самая роковая.

* * *

Новый звонок Вахи раздался через двадцать минут.

– Где твои автобусы? – спросил Арсаев.

– Они будут через полтора часа.

Автобусы могли быть готовы раньше. Но Джамалудин хотел дать время «Альфе» обустроить все как следует.

– Хорошо, – сказал Арсаев, – во всем этом здании нет ни куска хлеба. Бабы орут как оглашенные. Можешь принести им еду.

Чеченец говорил совершенную правду: у роддома и горбольницы была общая кухня, и она была не в роддоме.

– В обмен я хочу десять детей, – ответил Джамалудин.

Арсаев даже задохнулся от возмущения.

– Послушай, – сказал он, – это я делаю тебе одолжение. Как это за еду я еще должен отдавать детей? Это не мои дети, это твои дети!

– Каждый ребенок – дитя Аллаха, – возразил Джамалудин, – не знаю, как твой дед, а мой дед всегда вставал, когда в комнату входил ребенок. А он двадцать лет провел в лагерях и зарезал там двадать семь человек. Пусть только волос упадет с головы этих детей, и ты узнаешь, чьи они дети.

Делать Вахе было нечего, к тому же он понимал, что Джамалудин прав.

– Хорошо, я отдам тебе десять детей, – ответил Ваха.

* * *

Джамалудин прошел по дорожке роддома спустя десять минут. За ним два парня тащили по два мешка с едой, и сам Джамалудин тоже нес мешок. Джамалудин зашел со своим мешком внутрь и поставил его перед Вахой Арсаевым.

Мешок унесли, и по знаку Арсаева Джамалудину передали двух грудничков. Джамалудин вышел на крыльцо и отдал их одному из парней, а сам забрал еще один мешок. Парень побежал с грудничками к воротам, и грудничков тут же забрала подъехавшая «скорая». Парень побежал обратно.

Между тем Джамалудин забрал второй мешок и получил в обмен на него еще двух сосунков. Он снова вынес их за дверь и отдал второму парню, и тот тоже побежал к воротам.

Та к Джамалудин перетаскал четыре мешка и получил взамен восьмерых грудничков, а когда Джамалудин притащил пятый, он увидел, что Арсаев стоит в коридоре, сложив руки на груди, и улыбается.

– Чего ты ждешь? – сказал Арсаев, – уходи. И возвращайся с автобусами.

– Там осталось еще двое, – сказал Джамалудин.

– А не лопнешь? – спросил Ваха.

– Я никуда без них не уйду, – ответил Джамалудин.

Тогда Арсаев повернулся и пошел прочь по коридору. Он вернулся через три минуты с двумя пищащими свертками. Он нес детей по одному в каждой руке, и так как невозожно было держать в руках сразу и детей, и автомат, его «калашников» висел у него за плечом.

Он шел навстречу Джамалудину по больничному коридору, такому старому, что сквозь рыжий линолеум было видно прогнившее дерево, а Джамалудин ждал его, опершись на косяк стеклянной двери, которая вела из крытого крыльца в коридор.

Когда Арсаев был уже в десяти метрах, Джамалудин отлепился от двери и шагнул ему навстречу.

В следующую секунду роддом взорвался.

В роддоме было два крыла: одно, старое, построенное в одно время с больницей из прочного камня, и новое, из наляпанных кое-как панельных блоков. Оба крыла соединялись у входа, возле которого стоял Джамалудин, так что Арсаев с грудничками шел по новому крылу, а еще два боевика, Али и Руслан, сидели с автоматами в руках на столике для регистрации, который находился в старом крыле.