
Онлайн книга «Динамит пахнет ладаном»
«Он осматривает насыпь? Неужели они додумались, что кто-то мог спрыгнуть с поезда? Могли заметить?» Орлов терялся в догадках. Он крался наперерез лошади скорее из любопытства, чем по необходимости. Впрочем, и охотничий азарт им двигал, и злость, да и лошадкой обзавестись было бы неплохо. Он не любил стрелять в темноте, но сейчас не было выбора. Следовало максимально сократить дистанцию, чтобы бить наверняка. Всадника можно будет разглядеть на фоне светлеющего неба… И только он это подумал, как отчетливо разглядел лошадь. Лошадь без всадника. Ему понадобилось еще мгновение, чтобы понять — хозяин лошади волочится за ней по земле, застряв ногой в стремени. Уже не таясь, он побежал за испугавшейся лошадью и схватил ее под уздцы. Когда он попытался высвободить стремя, человек жалобно вскрикнул. «Живой, — подумал Орлов. — Плохо». Осторожно, чтобы не вызвать новых криков, он вывернул застрявшую ступню и бегло осмотрел раненого. Вывихнутая нога и простреленное бедро — от этого не умирают. Во всяком случае, не так быстро, как требовала обстановка. Он уже вынул нож, но заметил, что на бандите хороший меховой жилет. Ночью в горах холодно. Жилет пригодится Вере, поэтому не надо пачкать его кровью. Орлов перевернул раненого, вытряхнув его из жилета, и только потом перерезал ему горло. Лошадь захрипела и задергала головой, почуяв запах крови. Орлов быстро повел ее прочь, к насыпи, на ходу ощупывая седло. Пара увесистых сумок, винчестер в седельной кобуре, тяжелая плоская фляга — таким трофеям можно было порадоваться. И он бы радовался, если б не покойник, оставшийся за спиной. Наверно, его можно было и не убивать. Но капитан Орлов не оставлял подранков. После боя можно проявить милосердие и перевязать раненых врагов. Но это — после боя. А бой капитана Орлова еще только начинался. Громовой раскат прокатился в ночи, отражаясь от скал. «Взорвали, — подумал Орлов. — Неужели пустили под откос? Держись, Нэт, держись». Как бы он хотел сейчас оказаться рядом с маршалом! Паттерсон был единственным человеком в Техасе, кого Орлов мог бы назвать другом. Они виделись не слишком часто, и только по делу. При встречах почти не разговаривали. Потому что им все было ясно без лишних слов. Каждый знал, что если понадобится, он не останется без поддержки. И вот сейчас им пришлось пробиваться в одиночку. Орлов и забыл, что рядом с маршалом есть хотя бы четверо, а он тут — совсем один. Те четверо — не в счет. Не с ними Паттерсон ходил на аресты, не с ними выбивал из каньона залетную банду, не с ними хоронил друзей… «Держись, Нэт», — повторил Орлов, услышав еще один раскат взрыва. — У меня растяжение, — сказала Вера. — Я не могу идти. Он помог ей привстать и подхватил на руки. — Что вы себе позволяете! Орлов поднялся с ней по насыпи, перешагнул рельсы и поднес Веру к лошади: — Извините, сударыня, дамского седла не нашел. Подсадив ее, он увидел, что одна ступня Веры туго обмотана платком. — Болит? — Это не имеет значения. Что это там гремит все время? — Наверно, бандитам удалось остановить вагон. Там еще долго будет греметь. Он повел лошадь вдоль рельсов, туда, где в темноте смутно белели какие-то низкие строения. Выстрелы за спиной продолжали гулко отдаваться среди скал. — Куда ты меня везешь? — Переночуем здесь. Это старый прииск. А утром сориентируемся. — Что за прииск? Что здесь добывали? Он понятия не имел об этом прииске. Больше того, он вообще не знал, прииск это или просто тупик. Но ответил уверенно и спокойно: — Сначала свинец, потом серебро. Потом глину. А сейчас мы откроем здесь гостиницу. — Здесь нет серебра. И не может быть. — Она зашевелилась в седле и ойкнула от боли. — Серебряный пояс заканчивается в южном Колорадо. А здесь предполагались залежи нефти. — Да здесь повсюду предполагаются залежи нефти. И здесь, и в Мексике. — Он замолчал, встревоженный тем, что перестрелка утихла. Но вот опять затрещали далекие выстрелы, и Орлов заговорил снова: — Если не секрет, чем ты занималась в Техасе? Тоже искала нефть? — Вам не терпится начать допрос? Орлов снова разозлился на нее. И больше не проронил ни слова, пока они, наконец, не добрались до места. Это были развалины саманных хижин. Ни на одной не осталось крыши, но стены давали хоть какое-то укрытие от холодного ветра. Орлов завел в пролом лошадь и снял Веру с седла. Ногой разгреб сор в углу, освободив достаточно места, чтобы расстелить одеяло. — Ложись. — Ты думаешь, я способна спать рядом с кобылой? — Можешь не спать. Ложись. Надень вот это, к утру будет холодно. Он протянул ей жилет. Но Вера не надела его, а свернула и уложила вместо подушки. — Вы, сударь, будете охранять мой сон, маршируя вокруг? — по-французски спросила она, укладываясь. — Вот еще! — Орлов раскатал на полу одеяло, обнаруженное им за седлом. Лег и перекатился с боку на бок, завернувшись, будто в кокон. — Постарайся заснуть. У нас есть часа два. Потом начнет светать. К рассвету мы должны убраться отсюда подальше. Кобыла вдруг принялась мочиться. Струя, окутываясь паром, била в землю и гнала волны пыли. Вера засмеялась: — В такой гостинице я еще не останавливалась. Много чего повидала. Но душ из лошадиной мочи принимаю впервые. — Она расслабилась, — сказал Орлов. — Она нас не боится. Теперь она с нами. Лошади понимают гораздо больше людей. Она нас боялась. Может быть, думала, что я хочу ее зарезать. — Ты способен зарезать лошадь? — Не знаю. Но и она этого не знала. И дрожала от страха. А теперь увидела, что мы спокойно легли, спокойно разговариваем. Увидела это и расслабилась. Она увидела, что мы пришли домой. Значит, и она дома. Значит, можно никого не бояться. — Мочеиспускание есть процесс рефлекторный, и происходит по мере наполнения мочевого пузыря. Я вам это сообщаю как медик. И лошади не умеют дрожать от страха. Они дрожат от холода. — Откуда ты знаешь? Расспрашивала лошадей? — Наука использует другие методы познания. Настоящий ученый не берет показания у тех, кого изучает. Потому что показания никогда не содержат всей правды. Вам, Павел Григорьевич, это хорошо известно. Вы ведь в охранке служите. — Не служу я в охранке. — Ну, не служите, так подрабатываете. Это еще хуже. Орлов повернулся к ней спиной. Он понимал, что Вере сейчас хочется поговорить — чтобы заглушить боль, чтобы не слышать далеких выстрелов, да и просто потому что женщина не может долго молчать. Но у него было слишком мало времени. Надо спать. Вера обидится. Но два часа сна для него сейчас важнее, чем ее обиды. Ему предстоит тяжелый день. |