Книга Русские банды Нью-Йорка, страница 81 – Евгений Костюченко

— Да если б у меня была с собой пилка для ногтей! Вот бы вы удивились, сколько крови можно выпустить из трех копов и двух сыщиков! Инспектор, пора кончать комедию. Отвезите меня обратно в «Могилы», а писаку отправьте в психушку — там его бредни найдут достойных слушателей.

* * *

В одиночной камере Илью дважды в неделю навещали адвокаты Глейзер и Фокс. От них он узнал, что сыщики и инспектор Хиггинс заключили сделку. Оба схваченных преступника, Черный Испанец и Потрошитель Банков, пойдут под суд, причем — по одному делу. Общественность увидит, каким плодотворным может быть сотрудничество полиции и частного сыска.

К процессу, однако, решили не привлекать особого внимания, потому что его результаты наверняка разочаруют публику. Подсудимый Истмен получит всего-навсего одиннадцать месяцев за убийство на танцплощадке, а во всех делах пятилетней давности присяжные признают его невиновным. С профсоюзной деятельностью надо будет покончить, да и с городом придется расстаться. Салливан уже присмотрел для него неплохое местечко в Чикаго. Игорный бизнес, публичные дома и торговля спиртным нуждались в централизации и внедрении прогрессивных методов управления.

— А что будет с Грином? — спросил он.

— Об этом пусть позаботятся его адвокаты, — сказал Глейзер.

— К тому же никакой он не Грин, — добавил Фокс. — Какой-то иммигрант из России. Но не еврей.

— Ты откуда знаешь? — недоверчиво покосился на партнера Глейзер.

— К нему привозили попа из греческой церкви. Он заказывал русского, но такого не нашли.

— Он исповедался?

— Наверно. Похоже, Грин не слишком верит в своих адвокатов.

— Но ты, Билли, не сомневайся. Мы для тебя сделаем все.

— Тогда устройте мне встречу с этим Грином, — потребовал он.

— Невозможно, Билли, — мягко улыбнулся Глейзер.

— То есть действительно невозможно, — подтвердил Бен Фокс.

Он понял, что они не хотят за это браться, и не стал настаивать. Ничего невозможного здесь не было. Если бы подследственный Истмен захотел покинуть одиночку и посидеть в самом лучшем ресторане, то его бы отвезли и привезли. Тюремные стены обладают удивительным свойством — для одних они неприступны, а для других исчезают на время. На оплаченное время.

Илья решил больше не говорить с адвокатами о Потрошителе Банков. Он немало удивил надзирателей, когда затребовал греческого священника. Еще больше удивился священник, когда увидел перед собой Черного Испанца.

— Я иудей, и не собираюсь креститься, — предупредил Илья, как только остался наедине с попом.

— Мне случалось принимать исповедь и у некрещеных.

— Я уже столько исповедовался перед следователями, что на вас ничего не осталось. Но это неважно. Мне нужно знать все о том парне, к которому вы ходили сюда, в тюрьму. Его еще называют Потрошителем Банков.

— Меня бы не пускали в тюрьму, если б могли заподозрить, что я стану связником между заключенными. Я приношу в темницы весть от Бога.

— Понятно. Но иногда вести от Бога приходят и без вашей помощи. Иногда Бог нанимает для этого разных там ангелов, верно? Обычно они являются во сне и вещают. Например: «Билли, Билли! Вот ты валяешься тут во грехе и пороке, а в соседней камере изнывает от одиночества твой лучший друг, твой побратим и земляк»! Вот я и хочу спросить вас, батюшка, верить таким снам — или нет?

— Не верь. В соседнюю камеру меня не вызывали. Так, значит, ты тоже из Одессы? Говорят, это довольно большой порт. Половина всего хлеба, который едят американцы, приплыла оттуда.

— Да, большой порт…

У Ильи перехватило горло от благодарности. Он собирался торговаться со священником, обещая ему все более и более крупные суммы за информацию — а тот ничего вроде бы не сказал, но при этом ответил на все вопросы.

Значит, Кира не вернулся в Одессу! А ведь собирался сойти с парохода в Констанце, да только там не было остановки. Затем проспал Гибралтар, добрался до Нью-Йорка — да тут и остался. И не просто остался, а стал писателем. Сочинитель в кандалах? Это что-то новое. Видать, он такой же писатель, как Илья — цветовод.

Да Кирюшка всегда был таким. Только казался приличным мальчиком, гимназистом-зубрилкой. А на самом деле был таким же босяком, как и все нормальные пацаны с Большого Фонтана. Таскал в кармане свинчатку, но не доставал ее, если дрался один на один. Вместе со всеми чистил сады, баштаны и огороды, и попадался порой, но никогда не выдавал друзей. Интересно, на каком американском огороде Кира попался в этот раз? Судя по кандалам, дело серьезное…

— Тебя страшит наказание? — спросил священник.

— Какое? — не понял Илья. — А, вы про суд? Нет. Не страшит. Я только одного боюсь. Что нас с другом будут судить в разное время, а потом разбросают по разным тюрьмам.

* * *

Опасения оказались напрасными. Илья встретился с Кириллом в день суда. Они сидели рядом на скамье подсудимых. Они даже могли переговариваться — тайком, опустив голову и не шевеля губами.

— Зачем ты это устроил? — недоумевал Кирилл. — К чему твое геройство? Если хотел меня спасти, незачем было садиться в тюрьму.

— Какое, на хрен, геройство? — Илья сплюнул. — По пьянке вышло. У меня в последнее время от выпивки одни неприятности.

— Раньше ты не пил.

— Жизнь не стоит на месте. Ты раньше тоже банки не потрошил.

— Что банки! Я курю сигары и пью текилу. Знаешь хоть, что такое текила?

Илья засмеялся. Не зря он тогда сдался полицейским. Не зря. Просто судьба не придумала другого способа, чтобы он мог встретиться с другом.

А заседание шло своим чередом. Обвинитель рисовал ужасную картину злодеяний, совершенных бандой русских иммигрантов. Кое-что Илья вспоминал с гордостью, многое хотелось бы забыть, но были и эпизоды, о которых он слышал впервые.

— Да не трогали мы банки Чемберлена! — негромко возмущался он. — Даже не знаю, где эта чертова Тексаркана.

— В следующий раз возьму тебя с собой, — пообещал Кирилл. — Там очень красивые закаты. Ты бывал в Арканзасе?

— Я дальше Джерси не выезжал. Манхэттен, Бруклин, Лонг-Айленд — вот и вся моя Америка. А ты, значит, побывал таки на диких берегах Миссури?

— Берега Гудзона — вот где настоящая-то дикость…

Обвинитель тем временем потребовал для обоих смертной казни на электрическом стуле. Кирилл подтолкнул Илью локтем:

— Гордись. Кажется, мы станем первыми, кто воспользуется этим изобретением.

— Не надейся. Сейчас за дело возьмутся адвокаты, а потом присяжные…

Защитную речь произносил Соломон Глейзер. Он начал издалека. В одном далеком царстве жили-были двое мальчишек. Приятели мечтали об Америке, о стране, где исполняются мечты… — Мальчики пересекают Атлантику, судьба их разлучает надолго — , и вот один из них узнает, что его друга схватили по несправедливому обвинению. Он добровольно является в полицию и берет всю вину на себя, чтобы освободить друга! В этом нет ни капли пресловутой славянской сентиментальности. В этом шаге выразился подлинно американский дух. Илья уже всерьез опасался, что после такой речуги он и одиннадцати обещанных не получит.