Книга Безумие, страница 28 – Дмитрий Кончаловский

Джабраил поздоровался с боевиками. Пообщался по рации. Повернулся к Косте.

— Не пропусти момент. Видишь — поворот, вот от него еще двести метров ближе к нам. Будет интересно. Не проспи.

Стоим, ждем. Потрескивают рации. Короткие переговоры. Костик уже готов. Кадр отрепетирован.

Вокруг почувствовалось некоторое оживление. Рации заработали активнее. Раздались гортанные команды.

Вдруг из-за поворота вынырнули три машины. В чистом горном воздухе видно было хорошо. «Уазики». Синие с желтым. Милицейские. Ехали неторопливо, слегка переваливаясь на ухабах. Ближе, еще ближе, уже совсем близко.

Я оглох. Сколько было пулеметов — понятия не имею. Казалось, что стреляет сама гора. Ментовские машины вмиг превратились в бесформенные, дырявые железные коробки.

И сразу все стихло. Звенящая тишина. Голос Джабраила как сквозь вату.

— Поехали посмотрим, заснимете.

Погрузились, подъехали, вышли.

Костик снимал. Пальцы дрожали. Трупы, много трупов. Боевики грубо выволакивали их на землю. Стасик блевал. Я остолбенело смотрел на все это. Запах гари, бензина и крови.

— Костя, — голос Джабраила, — сними, смотри, с чем ехали — пистолеты, наручники. Бараны.

У меня все это как-то не помещалось в голове.

Вернулись в село. Во дворе нас встречали Шамиль и Барият. Она с тревогой смотрела на меня. Я слабо улыбнулся ей — все в порядке.

Спустился в подвал. Для прямого эфира рановато. Набрал сразу второй номер. Удивительно, но трубку сняли. Озвучил репортаж в стиле «наш корреспондент передает по телефону».

Сначала хотел просто передать сухие факты. Но потом не удержался и поделился ощущениями. Ощущения были дикими. Это же как надо быть не в курсе, насколько не владеть информацией и чем думать, чтобы послать три «уазика» с ментами, вооруженными пистолетами и наручниками (!), против горной крепости, которую целая армия штурмовать должна неделю, и то — с неясным результатом.

Вот такой в общих чертах был смысл репортажа. На протяжении всего процесса Стасик, уже пришедший в себя, показывал мне большой палец. В другой ситуации мне было бы приятно, в этой — не очень. Как-то не хочется гордиться хорошей работой, когда тема такая.

Вышли во двор. Закурили. Материализовался Джабраил.

— Молодец, в целом правильный репортаж сделал.

— А… спасибо, а у вас с подслушкой все в порядке, да?

— А ты думал?

Такие вот дела.

Следующие несколько дней прошли относительно спокойно. Я даже как-то втянулся в тихую, счастливую семейную жизнь.

Барият уже не пыталась по утрам обувать меня. Более того, я просыпался один. Постель еще хранила тепло ее тела, а сама она уже хлопотала на кухне. Спускался в гостиную, она подавала завтрак, весело щебеча.

Насчет обуви. Вообще-то в кавказских домах принято ходить босиком, в крайнем случае в носках. Но мы с самого начала сделали вид, что не знаем этого. А Шамиль не настаивал. То ли такт, то ли военные обстоятельства.

Кстати, забыл сказать, это удивительно, но у Барият почти не было акцента. Я вообще заметил, что у горцев наличие или отсутствие акцента не вопрос воспитания, образования, среды, а нечто внутреннее. Может быть, поэтому некоторые мои знакомые так легко переходили с чистого русского на какое-то невразумительное бормотание и наоборот. Мне даже кажется, что многие специально говорят с акцентом. Такая национальная самоидентификация, что ли?

Костя, кажется, уже смирился с моим выбором и начал воспринимать наши отношения серьезно. А Стасик… Стасик вообще хороший парень.

Но счастье было недолгим. Уже в начале сентября в Карамахи стало тревожно. Люди ходили хмурыми и сосредоточенными. Взад-вперед сновали грузовики. Улицы постепенно опустели. Сначала исчезли мужчины, потом женщины и дети. Барият сказала, что мужчины ушли на позиции, а женщины и дети перебрались в подвалы. Медовый месяц кончился.

Мы начали работать. Мотались с камерой по периметру села, по блокпостам, снимали улицы, встревоженных людей. Пару раз передал сообщения по телефону — так, ничего особенного, общие впечатления. Встречался с Джабраилом, просил дать информацию, хотя бы более-менее весомую. Он отмалчивался, говорил — не время, потерпи. Я терпел.

Но однажды вечером Джабраил появился сам. В камуфляже и армейских ботинках. От былой вальяжности не осталось и следа.

— Кирилл, пора выходить в эфир.

— Я давно готов. С чем выходить? Дай информацию.

— Эти шакалы обложили нас. 17 блокпостов понатыкали вокруг. Прервали все наши внешние сообщения. Десантники с танками блокировали с юга и востока. В ущелье Чанкурбе — четыре группы спецназа. У Нижнего Дженгутая — артиллерия, самоходок до хрена. И это, кажется, еще не все.

— Да… с разведкой у вас все в порядке. Спасибо, про шакалов, извини, опущу, а все остальное — передам. А кстати, насчет вас что передать? Вы как — бздите?

Я думал, он меня зарежет. Но нет, война есть война. Не до тонкостей. Все называют своими именами.

— Пусть они бздят. Мы им устроим «добро пожаловать в ад».

— А, понял, ну ладно, я пошел.

— Давай.

Спустился в подвал, набрал номер, наговорил репортаж — изложил все, что узнал, от себя добавил ощущений, насчет бздят-не-бздят, в других выражениях, конечно, потом про «добро пожаловать в ад» — очень красивое выражение, они его еще в декабре 94-го на заборах в Грозном писали.

Потом позвонил Тане.

— Тань, привет, я там информацию передал, пожирнее, чем в предыдущие два раза. Только там цифры всякие, названия, места дислокации. Вы проконсультируйтесь — давать, не давать, а то мне еще шпионаж пришьют. Хотя уверяю тебя, они тут все про федералов знают лучше, чем в Генштабе.

5 сентября 1999 года, Карамахи.

Мироздание рухнуло прямо на кровать. Дикий грохот, звон стекла, полный рот пыли. Кровать уехала куда-то в угол. Мы вскакиваем на ноги. Светает. Смотрим друг на друга дикими глазами. Полное оцепенение.

Второй удар привел меня в чувство.

— Барият, в подвал, быстро!

Кое-как похватав одежду, кубарем покатились вниз.

Третий удар! Лестница дернулась и больно ударила перилами по голове.

В гостиной все были в сборе. Это, правда, громко сказано — они лежали на полу, лицами вниз, прикрыв головы руками.

— Че разлеглись! Барият, дед, Стас — в подвал, живо. Костик, камеру — на улицу.

Костик вскочил, камера была при нем, мы метнулись к выходу. Барият повисла у меня на плечах.

— В подвал!!!

Я схватил ее за талию, другой рукой — деда за шкирку, поволок их к люку.

Четвертый удар! Пол подпрыгнул, мы на животах проехались до самой дверцы. Я откинул ее, грубо, чуть ли не вниз головой, отправил в люк Барият, за ней полетел дед. Бросился к выходу. Там на корточках сидели Костя и Стас.