Книга Безумие, страница 33 – Дмитрий Кончаловский

— О боже!!!

Мы бросились в дом. Пусто.

Скатились в подвал. Никого.

Спутникового телефона не было. Сердце забилось в надежде. Но тут же рухнуло куда-то вниз. На полу лежал раздолбанный звуковой пульт.

Бросился наверх, выскочил на улицу, Костик был рядом.

— Барият! Барият!! Барият!!! — Это был не мой голос, это был отчаянный, истерический вопль.

Метался как безумный. Забежал в соседний двор — пусто, еще в один — пусто!

Костик пытался привести меня в чувство, схватил за плечи, я вырвался, бросился в сторону.

— Барият!!!!!

— Уходытэ, — раздался из темноты голос. Кинулся на звук. Около груды битого кирпича стояла старуха.

— Где Барият? Вы видели Барият???!!!

— Уходытэ, я нэ знаю.

— О боже!

— Уходыте! ОМОН ходыт. Зачыстка. Всэх убываэт.

Я мог только хрипеть.

— А что же вы, бабушка? — спросил Костя.

— Куда мнэ… — она неопределенно махнула рукой.

Я опять обрел дар речи.

— А как же Барият? Вы ее знаете?

— С дэтства.

— Где она? Ну хоть примерно… где она… что могло случиться?

— Нэ знаю. Я праталас. Нычего нэ выдэла. Стрэлали. Аралы. Болшэ нычего нэ знаю. Можэт, ана ушол… Можэт… увэли.

Меня била дрожь.

— Уходить надо, — сказал Костик, — здесь все равно ничего не узнаем. А то дождемся, что ОМОН на второй заход пойдет. Тогда точно — кранты. Они же сначала стреляют, потом разбираются. Ссыкуны.

Я стоял как столб.

— Я никуда не пойду.

Костик врезал мне пощечину.

— Приди в себя!

Это удивительным образом подействовало. Кивнул головой и побрел, сам не зная куда.

Костик взял меня за руку.

— Не сюда, надо на окраину выбираться.

Шли не прячась. И довольно быстро. Временами с разных сторон раздавались очереди. Я вздрагивал. Вокруг — ни души. Сколько времени шли — не знаю. Но, кажется, недолго. Наконец, в темноте показались окраинные дома.

— Теперь осторожнее, — сказал Костик, — не нарваться бы с ходу на оцепление. Будем быстро идти — подстрелят, а если медленно — окликнут, разберутся.

Я не очень понял его логику, мне казалось, что все как раз наоборот. Плевать. Послушался. Пошли медленно.

Только обогнули крайний дом, прямо перед собой увидели костер. И военных. Несколько человек.

— Стой! Руки вверх! Быстро! Быстро! Сюда! Руки в гору!

Мы дружно выполнили простейшую команду. Подошли. Перед нами были десантники.

— Документы!

Протянули документы.

Молоденький лейтенант внимательно изучал наши ксивы в неверном свете костра. Рядом с ним стоял пожилой прапорщик. Рассматривал нас с ленинским прищуром.

Лейтенант оторвал взгляд от документов. Уставился на нас с недоумением.

— Это как вас сюда занесло-то?

— Как-как, — ответил я устало, — служебная командировка.

— Ни фига себе командировка!

— Слышь, студент, а кто такие-то? — встрял прапорщик, обращаясь к лейтенанту.

Я подумал, что с субординацией у них тут как-то не очень. Впрочем, войска на Кавказе всегда отличались большей свободой.

— Да они эти… журналисты… с программы «ВЗОР».

— Эт с Москвы, что ли?

— Ну да.

— А! Я знаю, это про них по радиву передавали, что влипли в бандитское гнездо.

Надо же, по радио передавали… только трактовка какая-то странная.

— Ну, мужики, — оживился прапорщик, — поздравляем с условно-досрочным освобождением!

— Почему с условно?

— А эт у меня юмор такой, давайте знакомиться — Палыч, — Палыч протянул руку.

— Кирилл.

— Костя.

— Костя.

— А! Тезки.

Вокруг нас скучковалась группа солдат-десантников. Им было интересно.

Палыч обернулся.

— Э! Воины! По местам! Рассосались!

Воины быстро рассосались.

Мы присели у костра. Закурили.

— А как, мужики, насчет выпить, за условно-досрочное?

Палыч извлек флягу.

— С закуской у нас, правда, не очень, но в походно-полевых это не суть.

Выпили по глотку. Опять закурили.

Палыч задумчиво смотрел в сторону села. Выпустил струю дыма.

— Да… такие вот дела… взяли мы, значить… Измаил.

Вдруг со стороны села раздался слабый стон. Очень тихий… очень слабый. Я не помню, как вскочил на ноги, как бросился бежать. Как добежал…

На пыльной серой траве лицом вниз… лежала моя девочка. То, что это — она, нет, я не глазами это увидел, еще далеко было, еще только бежал, но уже понял.

Подбежал к ней, упал на колени, осторожно перевернул на спину. Она застонала. Лицо было в крови. Нос перебит. Она вся была в крови. Сорвал с себя куртку, осторожно положил ей под голову.

— Барият! Барият!!! Девочка моя! Что с тобой! Что они с тобой сделали!!!

Подбежали люди. Кто-то спросил:

— Это что, твоя знакомая?

Как сквозь вату услышал голос Кости:

— Да, да, знакомая его, знакомая, меньше вопросов! Врач есть???!!!

Я целовал ее окровавленное лицо, шептал: «Девочка моя, что они с тобой сделали? Кто они?»

Появился фельдшер, присел на корточки. Сказал тихо:

— У нее прострелены ноги… и легкие… и перебит позвоночник. Я вообще не понимаю, как она доползла сюда…

— СССУКИ!!!!!! КТО? КТОООО!!!!!

Я прижался к ее лицу. И вдруг она сказала негромко, но отчетливо. Все услышали.

— ОМОН… Там… недалеко отсюда… Они говорили, что я ваххабитка… били… долго… потом стреляли… они думали… что я умерла… но я не умерла… я хотела увидеть тебя… я чувствовала… ты где-то рядом…

ОНА УМЕРЛА.

Что было дальше, помню плохо. Помню, что в меня влили много водки. Прямо в горло. Почти насильно. Помню участливые лица. Видимо, Костя описал им в общих чертах нашу странную историю.

Потом мы похоронили ее. Прямо там же. На окраине ее родного села. Ребята соорудили даже что-то вроде каменного надгробия. Высекли штык-ножом: «Барият». А фамилию ее я и не знал.

Потом сидели у костра. Пили, конечно. Курили. А потом я спросил: