Книга Безумие, страница 39 – Дмитрий Кончаловский

— Про путевку не забудь!

Не оборачиваясь, поднял вверх руку — не забуду.

Захожу. Типа проходная. На проходной мент. В каске. Зачем ему здесь каска?

— Вы к кому?

— Здрасьте, во-первых. Во-вторых, я к себе.

— Это как?

— Да так. Это пресс-центр?

— Ну.

— А я пресс-работник.

— А-а-а. А документы можно?

Протягиваю документы. Внимательно изучает.

Отдает.

— А нет никого.

Я опешил.

— Как это нет?

— Так.

— Но пресс-центр работает?

— Работает.

— А как же никого нет?

— А я знаю? Мое дело — охранять. Вот — охраняю.

Фигня какая-то. Ничего не понимаю.

— Слушайте, товарищ, я с телевидения. У нас там аппаратура дорогая. Не под дождем же ее держать. Мы ее сюда занесем, а потом будем разбираться, ладно?

— Не положено.

Проработали вопрос, да? Порешали? Я же говорил. Точнее, думал. Вот что значит жизненный опыт. Хотя что это меняет? Ну не уходить же? Аппаратура, чтоб ей лопнуть. Авторитет, опять же. Повторяю атаку.

— Ну, я же — пресса. Значит, могу воспользоваться пресс-центром?

— Не положено.

— Ну и что нам делать?

— Вам — не знаю. Мое дело — охранять.

— Блин! От кого? От журналистов?

— Не положено.

И так минут десять.

Спасение пришло неожиданно. С улицы вошел человек. Лет сорока пяти. Стрижка «под ноль». Высокий. Плотный. В камуфляже. Из-под куртки виднелась тельняшка. На лице — небритость, перешедшая в аккуратную бороду. Гражданский, подумал я.

— Добрый день.

— Здрасьте.

— Вы кто?

— Я — Кирилл Крестовников, канал «Один+».

Он протянул руку. Я пожал.

— Костя. Заместитель руководителя пресс-центра.

Я чуть не сделал сальто. Точнее, если бы умел, точно сделал бы.

— Вы нас спасете!!!

— Какие проблемы?

Он смотрел на меня добрыми, умными, адекватными глазами.

— Да у нас там аппаратура в машине, — я махнул рукой в сторону улицы, — и вообще.

— Это в «Урале», что ли?

— Ну да.

— Выгружайте, заносите.

Я победоносно посмотрел на мента и выскочил на улицу.

Выгрузили. Отметили путевку — штамп у Кости был, надо же! Отдал водиле путевку. В нее завернул двести рублей. Он был очень доволен. Уехал.

В Костином кабинете было уютно. Стол, стулья, видавший виды диван. Электрический чайник, колбаса, сыр.

— Так вы, значит, работать приехали?

— Ну да.

— Интересно. А у нас пока еще не было команды на прием журналистов.

Ну, вы поняли, что я подумал насчет «политической составляющей», «это очень важно» и «порешали вопрос». Как бы ему намекнуть?

— Слушай, Костя, — мы уже минуты две были «на ты», — мы тут, так сказать… ну, в общем, в некотором роде, по инициативе господина Соколстремского…

— Да ну?! Как интересно! Я вообще-то сам из его аппарата. Сюда прикомандировали. А про вас мне никаких директив не было.

Ну, вы поняли, да…

— Слушай, я когда сюда ехал, меня Нелюбов уверял, что все согласовано.

— Не сомневаюсь. Там — согласовано. Они просто забыли сюда сообщить.

— А что же делать-то?

— А ничего. Располагайтесь. Здесь, правда, не очень, но вы ж не на фестиваль ехали. Изучите город.

— А работать-то?

— А работать пока не над чем. Войска начали продвижение по Надтеречному району Чечни. Район дружественный. Сопротивления нет. Это я вам военную тайну раскрываю, но ее все знают.

— Клево. Ну так, может, нам тоже начать продвигаться?

— Начнете. Я вам только аккредитацию завтра справлю, и продвигайтесь.

— А согласования? Тебе ничего не будет?

— Да пошли они на хер. Надоели. Дальше Чечни не пошлют.

— Интересно. Мы с тобой в одном направлении думаем.

— А что интересного? Все нормальные люди всегда в одном направлении думают — в нормальном.

В этот вечер аппаратный работник Костя Смирнов составил нам компанию. Город не казался уже таким мрачным. Правда, и таким веселым, как в прошлую войну. Просто здесь еще не было войск, вышедших из боев. Все войска только собирались в них вступить. А вот раньше!

Я вспомнил свои ощущения 95-го или 96-го года, точно не помню. Возвращались мы из Грозного. Через Моздок. В нем надо было провести одну (одну!) ночь в ожидании борта на Москву. Так вот, было страшнее, чем в Грозном. Толпы пьяных людей с оружием. Никакой дисциплины. Никаких командиров. Орда. Нет, в принципе оно понятно — люди вышли из огня, надо «оторваться», все правильно. Но представьте себе пьяную толпу — неприятно, да? А пьяную толпу с оружием? А пьяную толпу с оружием и съехавшими от войны мозгами? И ситуацию никто не контролирует. Власти нет. Власть — сама толпа.

Нет, это были не враги, не оккупанты. Свои, наши ребята. Но вы ходили в Парк культуры в День десантника? Детский праздник. Так-то.

А самое главное, среди этих людей военных было мало. Военные как-то тихо выпивали. А на улицах куролесили ОМОНы, прочие люди в синей форме. Как раз те, кто при штурме населенных пунктов шли за спинами армейцев. В сопровождении своих грузовиков, в которые складывали все, что можно было вывезти из зачищенных кварталов. Вот в Моздоке они и отличались особым героизмом. Как же! Люди из «боев» вышли!

Вы заметили, как я их люблю? Не я один. Их еще вся армия любит. И весь народ.

Впрочем, я отвлекся. Ничего подобного в этот раз не было. Время еще не наступило. Но скоро наступит. А мы неплохо провели вечер. В ресторане было тихо. Несколько армейских. Несколько осетин. Наша компания выглядела странно. Повторюсь — Моздок, прифронтовой город, мы — один гражданский в камуфляже, один гражданский без камуфляжа, рокер, чечен и хохол.

Мы с Костей выпивали солидно, по-мужски. Дима быстро окосел и пытался говорить о музыке. По-моему, глупости. Во всяком случае, я его довольно резко одергивал. И грозился побрить наголо. Дима, в свою очередь, дразнил Руслана Мартанова — называл его Урус-Мартаном. Руслан не реагировал, потому что пил мало и смотрел на официанток. Вакула пил в меру, но мрачно. Наверное, скучал по своей девушке. Или по видеомагнитофонам.

На выходе из ресторана Руслан задал Косте вопрос, которого я ждал. Костя не ждал, но ничуть не удивился.