Онлайн книга «Вынос дела»
|
Большой диван разобран и бесстыдно выставляет наружу не слишком свежее постельное белье. На креслах выставка разнообразной одежды, а письменный стол завален горами бумаг и книг. Впрочем, тома самой разнообразной литературы были навалены повсюду. Стопки громоздились на подоконнике, валялись на полу, лежали на табуретках… На ковре налипли бумажки и комья шерсти… Вспомнив безупречную прическу Тани и роскошные, светло-желтые шелковые простыни на ее кровати, я вздохнула и сказала: – Скажи, деточка, что за отношения связывали тебя с господином Харитоновым? Девушка покраснела неровными пятнами и от этого стала выглядеть еще гаже. – Вы кто? Решив проигнорировать вполне уместный вопрос, я села в кресло, прямо на разложенные вещи и сообщила: – Знаете, что Олег Андреевич погиб? Девчонка шмыгнула носом и кивнула. – Будут похороны, и членам семьи не хочется каких-нибудь неприятностей – скандалов, ненужных разговоров, сплетен. Меня прислали сообщить: вам не следует появляться на кладбище. Девица попятилась и плюхнулась в другое кресло, подминая необъятным задом валяющееся на сиденье не слишком чистое нижнее белье. – Господи, кто же узнал! Ведь так тщательно скрывались! Потом она вытянула из кармана халата пачку сигарет «Рок» – все они курили эту марку – и принялась щелкать зажигалкой. Я не утерпела: – Хорошие сигареты? – Очень, – ответила Нина, – только крепкие, из сигарного табака. Их в Москву не поставляют, но для Олега Андреевича привозили с Кубы. Вот осталась последняя пачка, придется переходить на другие. И она внезапно тихо заплакала. Секунду я молча глядела на нее. Не понять – то ли о любовнике сокрушается, то ли о том, что лишилась возможности курить любимый сорт… Нина стащила с носа оправу, промокнула слезу рукавом халата и тихо сказала: – Он был для меня всем, просто и не знаю, как жить теперь. Без очков ее глаза стали больше, а лицо – беззащитным и совершенно детским. – Где же вы познакомились? – в тон ей тихо поинтересовалась я. – В суде, – ответила Лузгина, – он адвокатом на процессе сидел, а я секретарем, протокол вела. Ниночка училась на вечернем отделении юридического, а днем работала. Как-то раз судья Виноградова, листая дело, меланхолично заметила: – Ну, завтра всем мало не покажется, уведут шельмеца из зала суда. – Кто? – изумилась наивная Нина. – Дед Пихто, – сердито рявкнула Виноградова. – Адвокатом Харитонов выступает! А он дела никогда не проигрывает. Все с головы на ноги поставит, к каждой букве придерется, свидетелей притащит… Так и вышло. Улыбающийся обвиняемый, получивший свою статью и мгновенно попавший под амнистию, выбрался из «клетки» и кинулся к рыдающим родственникам. Судья Виноградова величаво удалилась, не забыв при этом основательно стукнуть дверью о косяк. Услышав этот звук, собиравший свои бумаги Харитонов поднял взор и подмигнул Ниночке: – Кажется, мадам разгневана. Но ничего не могу поделать. Dura lex, sed lex: закон суров, но… – Это закон, – докончила машинально Лузгина. – Знаете латынь? – удивился адвокат, окидывая девушку взглядом. Смущенная столь откровенным разглядыванием, девчонка пролепетала: – Заканчиваю юридический, мечтаю стать таким же блестящим специалистом, как вы. Польщенный наивным восторгом секретаря, Харитонов расхохотался и предложил довезти Лузгину до дома. Так начался их странный, непонятный роман. Вернее было назвать отношение Харитонова к Нине отеческим, потому что близость у них случалась редко и как-то впопыхах. Олег Андреевич приезжал днем. С радостью сбрасывал галстук, строгий костюм и белую рубашку. Облачившись в халат, адвокат обедал, а потом садился за работу. Готовился к процессам, писал речи… Иногда просто валялся на диване, бесшумно щелкая пультом. – Ох, Ниночка, – вздыхал Харитонов, – кабы не Варька, тут же развелся бы с Татьяной и женился на тебе. Дома жить просто невозможно! – Что плохого происходило у него дома? – не утерпела я. – Таня очень холодный человек, – спокойно ответила Нина, – абсолютно правильный и жутко занудный. Бедный Олег Андреевич жил словно в витрине магазина. К завтраку полагалось спускаться в костюме, к обеду надевать галстук. Вы не поверите, с каким удовольствием он ел у меня жареную картошку прямо со сковородки, а огурцы вылавливал пальцами из банки. Дома еду подавали только на фарфоре и точно по часам. Пойти на кухню после одиннадцати вечера бедняга Харитонов не мог. Тут же за спиной возникала Татьяна и начинала вещать о непоправимом вреде, который ночной обжора наносит своему организму. Если усталый депутат, сняв ботинки, бросил их у входа, заботливая Татюша, качая головой, тут же засовывала небрежно брошенное в специальный шкафчик. Пиджак, повешенный на спинку стула, моментально водружался на плечики, для брюк существовали специальные зажимы. – У меня он швырял одежду в угол, – грустно улыбалась Ниночка, – и страшно жалел, что не может остаться на ночь. Варя привыкла, что отец рассказывал ей перед сном сказку. Не мог он бросить и Таню. Во-первых, у нее слабое здоровье, во-вторых, она посвятила ему и больному ребенку много лет жизни. Было бы страшно непорядочно подать в такой ситуации на развод. |