Онлайн книга «Хобби гадкого утенка»
Поднимать ребенка одной тяжело, да еще Костик, будучи патологически жадным, старался, как мог, не платить алиментов. В год, когда Кеша собрался идти в первый класс, мне пришлось при помощи друзей из милицейских кругов сделать ему метрику, в которой черным по белому, вернее, фиолетовым по зеленому стояло: мать – Васильева Дарья. В тот же год я и познакомилась с Севой. В отличие от меня, нищей преподавательницы, долбящей целыми днями в деревянные студенческие головы знания за крохотный оклад, Севка был более чем обеспечен. Будучи старше меня на десять лет, он имел кандидатское звание и сидел на доцентской ставке, и не где-нибудь, а в университете, работал в цитадели науки. Но основные материальные блага получал он от матери, очаровательной хохотушки Анны Николаевны. Вернее, Нюши, потому что по имени-отчеству я назвала несостоявшуюся свекровь только однажды, придя первый раз в гости. – Да ладно тебе, – отмахнулась женщина, – меня все Нюшей зовут! Я принимала решение связать свою судьбу с Севкой из расчетливости, устав от безденежья и постоянного сражения с житейскими неприятностями, но не последнюю роль сыграло и то, какая меня ожидает свекровь. Ровно через час после знакомства Нюша превратилась в мою подругу, и мы до сих пор перезваниваемся и ходим друг к другу в гости, несмотря на то что поход в загс отменился. А разбежалась я с Лазаревым по крайне простой причине. Узнав, что Кеша на самом деле не мой кровный родственник, Севка отрезал: – Отдавай пацана назад, его родным, на фига мне приемыш! Ладно бы сирота! А то при живом отце. Я, значит, корми, пои, а почему? В общем, выбирай: или я, или Аркадий. В моей душе не было колебаний. Мужья приходят и уходят, а дети остаются. Встречаясь с Нюшей, я была в курсе дел Севки, знала о его двух, быстро распавшихся браках и об отъезде в Израиль. Но Нюша ни словом не обмолвилась о том, что Севка сменил половую ориентацию. Хотя, насколько я помню, бабы его не слишком волновали, и обе жены убежали от Лазарева, хором обвиняя его в импотенции. Может, он всегда был «голубым»? Просто хорошо скрывал свои наклонности. При коммунистах-то существовала специальная статья в Уголовном кодексе. – Слышь, Дашутка, – тронула меня за локоть Галка, – я поеду домой. Телефончик Чванова на столе. Я кивнула. И то верно, при гостях не поговоришь по-человечески. – Позвоню вечером. – Ладно, – кивнула Верещагина и ушла. Севка окинул взглядом комнату, увидел Снапа, благополучно проспавшего приход гостей, и подпрыгнул. – Собака! Я развела руками. – Вообще-то их в доме пять. – Жуть, – взвизгнул Лазарев. – Еще две кошки… – Катастрофа! – Хомячки и жаба. – Отвратительно, – заявил Севка, – мне придется ходить по дому в противогазе. А нельзя весь этот зоопарк временно отселить? – Куда? – Ну в гостиницу для кошек и собак! – Извини, – железным тоном ответила я, – никак не получится. Лучше я тебе номер сниму, за свой счет. «Мариотт-отель» подойдет? Там Клинтон, кажется, останавливался, говорят, приличное место. – Не хочу. – Почему? Сказала же, сама заплачу! – У меня у самого деньги есть, – поджал губы мой несостоявшийся муженек, – слава богу, не нуждаюсь. – Тогда в чем дело? – нагло поинтересовалась я, все-таки проглотив вторую часть вопроса, которая висела на кончике языка: «Отчего ко мне в гости, коли в гостинице поселиться можно». – Из принципа, – серьезно ответил Севка, – не желаю, чтобы на мне наживались хозяева. Поэтому остановимся у тебя. – Нюша не обидится? Севка вздернул брови. – У нее ремонт, жуткая грязь, вонь, пыль… А у нас с Тузиком аллергия. «У меня тоже, на гостей», – чуть было не выпалила я, но, проявив чудеса выдержки, смолчала. Тихонько скрипнула дверь, и в столовую вошел Хучик. Увидав людей, мопс начал вертеть круглым толстым хвостиком. Севка мигом чихнул и, вытащив носовой платок, спросил: – Это жаба? – Нет, мопс, – ответила я, ощущая острое желание опустить на его безукоризненно причесанную голову тяжелый бронзовый торшер, – собака такая, очень хорошая. Сева брезгливо отошел от Хуча, а Тузик присел и погладил животное по спинке. – Ой, Севик, – взвизгнул он, – у него шелковая шерстка, такая приятная! Попробуй. – Вымой руки, – велел Севка, – а то сейчас курить захочешь и грязь в рот потянешь. – У вас тоже аллергия? – спросила я, глядя, как Тузик нежно пощипывает мопсика за жирные бока. – Только на пыль, – ответил Тузик, – вообще я люблю животных, но дома у меня их никогда не было. Он внезапно улыбнулся и глянул мне прямо в лицо большими ярко-голубыми глазами. Неожиданно Тузик преобразился, даже похорошел, и я невольно улыбнулась в ответ. А он ничего, во всяком случае, приятней Севки, который отшатнулся от ласкового Хуча, словно от больного проказой. Вспомнив об обязанностях хозяйки, я заорала: – Ира, открой две комнаты для гостей. – Одну, – спокойно прервал Севка и, чтобы расставить точки над i, добавил, – желательно с широкой кроватью. – Мать, – донеслось из холла, и Аркадий влетел в столовую, – мать… Увидав гостей, он притормозил и опомнился. – Здравствуйте. – Кешик, – идиотски заулыбалась я, – помнишь ли Севу Лазарева? Сына Нюши. – Ага, – кивнул головой адвокат, – несостоявшийся папенька. Севка хмыкнул. – Дело давнее. – А это Тузик, – закончила я. – Тузик? – ошарашенно переспросил сын. Его глаза, цвета молодой ореховой скорлупы, начали медленно вылезать из орбит. Не в силах больше сдерживаться, я хрюкнула и, старательно глядя в пол, проблеяла: – Ну вы знакомьтесь, мне пора… Не дождавшись ответа от Аркашки, я рванула к двери и выскочила во двор. |