Книга Человек с чужим прошлым, страница 28 – Василий Веденеев

Ругге был потрясен: оказывается, поляки применяли весьма сложную систему шифровки, причем одна карточка могла быть закодирована двумя, а то и тремя шифрами одновременно. Например: имя — одним шифром, место жительства агента — другим, а явка и пароль — третьим. Предстоит колоссальная работа! Какое счастье, что он сумел отыскать Марчевского: теперь тот, ориентируясь по малопонятным пометкам, приведет его к нужному результату. Подполковник подвинул ближе к поляку лист плотного картона, расчерченный аккуратной сеткой.

— Мы разработали сводные таблицы для каждого раздела картотеки. Начнем с агентов, находящихся на Украине и в Белоруссии. По мере расшифровки будем вписывать сюда данные и получим свою, более компактную, полностью расшифрованную картотеку. Наша задача достигнуть этого как можно скорее!

Он с трудом спрятал в углах губ довольную улыбку. Сработало! Полковник действительно владеет тайной ключа. Всего он, конечно, может и не упомнить, но большую часть картотеки наверняка расшифрует. Черт побери, без него трудновато было бы добраться до истинных данных агентов разведки, хотя… зачем лицемерить — практически невозможно! Кто знает, — кроме пана Викентия, конечно, — как и на какой странице надо читать журнал или книгу: задом наперед, снизу вверх или по диагонали, чтобы получить искомое? Нет, поляка стоит поберечь. Очень стоит.

— Вы говорили о позывных, — напомнил немец. — Может быть, вызовем радиста на связь? Вдруг откликнется?

— По крайней мере никто нам не помешает это проверить, — улыбнулся пан Викентий. — Судя по радиомачте, у вас есть радиоцентр. Если он не обладает достаточной мощностью, то можно попробовать из другого радиоцентра абвера. Когда рация нашего человека откликнется, мы вытянем следом за ним цепочку людей, с которыми он связан.

Ругге встал, прошелся по кабинету, искоса поглядывая на свое отражение в стеклянных дверцах шкафов с винтовками. Чувствовалось, сколь непривычно ему штатское платье. Мысль о вызове радиста на связь была крайне заманчивой. Откуда тому знать, кто именно будет давать ему задания: поляки, англичане или… абвер?!

Красивое решение — даже в том случае, если радист будет гнать дезинформацию, по ней тоже можно судить о многих вещах. Поэтому стоит, видимо, начать с радистов, сразу включая их в работу.

— Что же, — помолчав, ответил абверовец. — Попробуем. Правда, я не слишком склонен верить в успех, но… Сейчас многое зависит от выигрыша в инициативе. Там, на этой карточке, есть другие данные радиста? Фамилии, адреса родных?

Ответить Марчевский не успел. Приоткрыв дверь, в кабинет заглянул Шмидт.

— Они вернулись, — как всегда лаконично обратился он к шефу.

— Хорошо! — кивнул Ругге и, обращаясь уже к пану Викентию, добавил: — Придется на некоторое время прерваться. Подождите меня.

Он сложил карточки в ящичек и, закрыв своей спиной от Марчевского замок, набрал комбинацию цифр на дверце сейфа. Убрал ящичек, захлопнул массивную дверцу несгораемого шкафа и пошел к выходу. Собака тут же вскочила и побежала следом.

— Ну, ну, дурашка! — ласково потрепал его по холке немец. — Останься здесь. Пан Викентий не будет возражать против твоего общества?

— Нисколько.

Ругге вышел. Овчарка, зевнув, улеглась между сейфом и заинтересованно поглядывавшим на него Марчевским…

* * *

Вечером, незадолго перед наступлением полицейского часа, в небольшое кафе в центре города зашел прилично одетый светловолосый молодой человек. Спросив у хозяина кружку пива, он устроился с ней за столиком в углу, наслаждаясь тишиной и сигаретой. Посетителей было немного, и молодой человек успел за несколько минут рассмотреть каждого из них — пожилую пару пенсионеров, двух молоденьких девиц, торопливо допивавших свой плохонький кофе, мрачного полицейского, хлопнувшего около стойки рюмку сивухи и с явной неохотой отправившегося на улицу.

Докурив, молодой человек направился в туалет. Войдя в кабину, он плотно прикрыл за собой дверь, накинул поржавелый крючок и прислушался. За ним никто не шел, ни звука шагов, ни сопенья ожидавшего своей очереди. Дернув за ручку унитазного бачка, молодой человек под шум льющийся воды запустил длинные пальцы в щель дверного косяка и выудил оттуда тугой шарик стеарина. Быстро обтерев его платком, он кинул шарик под язык и вышел. Вернувшись за свой столик, допил пиво, небрежно кивнул хозяину, покинул кафе, на углу догнал на повороте трамвай и вскочил на подножку задней площадки — на передней ездили только немцы.

Проехав несколько остановок, он так же на ходу соскочил и, пройдя проулком, вышел к старому многоквартирному дому. В своей комнате он вынул изо рта шарик, разогрел его на пламени спички и, размяв в пальцах, извлек тонкий листок бумаги, испещренный колонками цифр. Достав из тайника портативную рацию, молодой человек проверил замок на входной двери и надел наушники. Длинные пальцы легли на ключ, и в эфир полетели позывные…

Расположенный на территории Белоруссии радиоцентр принял телеграмму и передал ее дальше, в Москву. Шифровальщик проставил на бланке необходимые номера входящих и исходящих, пометив время: 21 час 40 минут, и принялся за расшифровку.

«По сведениям „Грома“ абвер располагает если не всей, то значительной частью интересующей нас картотеки. В настоящее время начата ее дешифровка и сведение в специальные таблицы. Первыми для расшифровки подготовлены разделы, содержащие сведения об агентуре на территории Западной Украины и Белоруссии. Одновременно проводится работа по созданию опорных баз немецкой военной разведки вдоль линии новой границы с СССР, для чего готовятся специальные группы из числа кадровых сотрудников абвера, белорусских и украинских националистов. Предположительно, завершение этой работы запланировано на лето сорокового года.

Во всех округах „генерал-губернаторства“: Краковском, Варшавском, Люблинском и Радомском, усилена подготовка к расквартированию новых немецких частей, создаются польские рабочие батальоны, куда насильно сгоняется местное население. Продолжается конфискация собственности, в первую очередь — имеющей военное значение. Особое внимание обращается на ремонт и укрепление шоссейных и железных дорог, ведущих к советским границам. Хопров».

* * *

Бергер не любил бывать в кабинете группенфюрера Этнера, поскольку, прежде чем туда попадешь, почти всегда приходилось долго ждать в большой приемной, под пристальным взглядом секретаря, пропускать вперед позже пришедших сотрудников, озабоченных какими-то сверхсрочными делами, и при этом молчать, не выдавая себя ни сердитым взглядом, ни недовольной гримасой: как же, все они — товарищи по партии, поставленные ею охранять интересы рейха!

Он прекрасно знал, что любой из этих «товарищей по партии» не колеблясь насмерть забьет его на дыбе, если это прикажут сделать, и не только его. Истинную цену товарищества он увидел в «ночь длинных ножей», когда спокойно перерезали горло штурмовикам Рэма, многие из которых были действительно приятелями его «товарищей» по СС.

Однако главное заключалось в другом — Бергер не любил кабинета Этнера по той причине, что группенфюрер маниакально был привязан к идее постоянного использования звукозаписи и приказывал записывать все разговоры, которые вел с сотрудниками. Многие из тех, кто не знал об этой «страстишке», уже поплатились за свой длинный язык, отправившись служить в захолустье или в действующую армию.