Онлайн книга «Огонь на поражение»
|
— А Рафик — азиат? — Нет. Подмосковный парнишка, типичный «любер» семилетней давности. Мама-одиночка прижила, видно, от заезжего фруктово-мимозного красавца, причем по любви — оттого и назвала Рафиком. Никаких связей с группировкой Ахмеда, если ты это имеешь в виду. — Тогда что связывает эти два трупа с вышеозначенными? — Способ убийства. — Винтовка? Пистолет? — «ТТ». С глушителем. — Эка невидаль. Не «вальтер» же! — Во-первых, абсолютно чистый «ТТ». Ранее нигде не работавший. — Да их сейчас с армейских складов центнерами тащат! — Старик, ты просил странности плюс профессионализм — я и выдаю. — Хорошо сработано? — Исключительно. Виртуозно. Сначала киллер «завалил» Рафика пулей в висок, с полуметра. Имей при том в виду, что Рафик — парнишка крученый, пять лет — за соучастие в разбойном нападении с применением огнестрельного; под сиденьем у него — хорошо пристрелянный «ПМ», бывший в работе, проверяем сейчас. И заметь, «ТТ» с глушителем — вещь громоздкая, за пояс не засунешь, из кобуры быстро не выхватишь… А Рафик этот в случае опасности свой ствол выдергивал мгновенно и, уверяю тебя, не задумался бы им воспользоваться. Усекаешь? — Угу. Убийца сработал психологически грамотно, раз сумел подойти близко в нелюдном месте. Стрелял через окно?.. — Да… — Достал оружие… И при том не вызвал у водителя, опытного паренька, никаких подозрений… Вот разве — эмоции… — Какие тут эмоции! Судя по материалам, у. Рафика этого были две извилины, да и те прямые: бабы и водка. — Ну что ж, водитель-телохранитель. Человек на своем месте. — А на мужика с «тихушником» попался, как карась на хлеб… — …или — на девку. — Дрон, у тебя спермотоксикоз! Что ты усложняешь? — Крутов, у тебя профнепригодность на почве отработанного стереотипа: если девяносто пять процентов мужиков предпочитают девять миллиметров, а девяносто шесть процентов дам-с — малый калибр, значит, если выплывает ствол серьезный — стрелял всенепременно мужик. А представь — милая девушка, блондинка, в короткой юбочке, в норковом манто, с изящной кожаной сумочкой, улыбаясь, подходит к машине и одним своим появлением активизирует ту самую прямую извилину Рафика под названием «бабы». Просит подвезти, болтает непринужденно, открывает сумочку — достать какой-нибудь причиндал — кого это насторожит? — и аккуратно — девочки, они по природе аккуратнее нашего брата — стреляет пареньку точно в висок… — …переносит девяностовосьмикилограммового увальня с водительского сиденья назад и запихивает на пол… — хмыкает Игорь. — Машина? — Тридцать первая «волга». — Нет вопросов. Опускает сиденье водителя и пассажира — переднее, просто толкает труп на пол, пока тепленький. Потом — села за руль? — Сел, Олег. — Ну ладно, пусть будет «оно». Может, это будет ближе всего к истине: существо, считающее убийство бизнесом, причем, как они подчеркивают, «ничего личного»… И все для того, чтобы сладко есть, пить, спать… Да это просто дрянь человекоподобная… — И все же, Олежек, это мужик… не знаю, как объяснить. Чутье. Интуиция. Все же делом этим давно занимаюсь — убивцев ловлю… — Но и вариант с девицей из-за твоего чутья отбросить нельзя. — Согласен. Будем думать. Игорь снова замолчал, глядя на огонь. Подкладывает понемножку щепочки — костерок хоть и не жаркий, а приветливый… Да нет, глупость я сказал — ничего личного… Что такое возможность безнаказанно убивать? Не что иное, как власть, квинтэссенция власти… И-ее иллюзия… Отнимать то, что не тобой дано… Этакий способ возвыситься не столько над миром, сколько над его Творцом… И — представление о мире как о чем-то среднем между кабаком и борделем: ниоткуда пришли, в никуда уйдем, а потому — валяй, круши, властвуй! Пока не придет время смерти. Как там у Иоанна? "И всякий живущий и верующий в Меня, не умрет вовек. Веришь ли сему?" Я — верю. Потому что хочу жить всегда. Спрашивается, а почему тогда я занимаюсь всей этой бодягой? И беру на себя судить, что добро и что зло? А это тоже — личное. Меня лично возмущают хамство, самодовольство, жестокий эгоизм так называемых «сильных», меня лично возмущает приниженное лизоблюдство и лицемерие так называемых «слабых», меня лично возмущает скотоподобие тех и других! И я уверен: только когда лично каждый утвердится в своем ДОСТОИНСТВЕ, только тогда он сможет почувствовать и оценить бесценные, данные каждому дары Господа — бессмертную душу и свободу воли. В том числе — свободу погубить свою жизнь. Или — душу. Немногие знают, что «душа» и «жизнь» на арамейском языке — одно слово… Ну а что до меня… Раз я ощущаю себя по этой жизни воином — нужно исполнять долг. Перед Богом и людьми… — Что замолчал? — Игорь смотрит на меня, и я только теперь замечаю, как он устал. Все же я порядочный поросенок… По-житейски-то… — На огонь смотрел. — Будем бабки подбивать? — Зачем? Все, вроде, ясно. — Ну, чтобы стало еще яснее… Некоторые мои коллеги полагают, что все названные случаи ничего общего между собой не имеют… Связали их только мы с тобой, да и то вручную, на глазок… Так вот, следователь, занимающийся убийством Кругленького и его шофера, тоже полагает, что это — заказное, и считает, что проведено оно с подачи Штерна. Сам Штерн к уголовщине, как и покойный, вроде никакого отношения не имеет, очень «темная лошадка». Доказательств у следователя, понятно, никаких: как и у твоего покорного — интуиция, домыслы. Чутье. Его к делу не пришьешь, а вот делиться — мы делимся. Работаем вместе давно. И не без результатов. Теперь — все. — Старый ты стал. Склероз. Как все-таки завалили Кругленького? — Преступник сел в его машину, сам подкатил к дому, дверцу заднюю открыл — да, стекла в машине чуть затемненные, — тот сунул голову и получил пулю в переносицу. Потом убийца уложил труп на заднее сиденье поверх шофера, преспокойно укатил в центр и оставил машину в переулке. Ювелир с железными нервами. А ты говоришь — девица… — Разберемся. — Разбирайся… Я же не знаю, на какую вязанку ты все эти бублики нанизывать станешь… Может, у тебя и ответ уже есть, а я сижу дурнем, извилинами шевелю… — Ответа нет. А шевелить извилинами никогда не вредно. — Но иногда — поздно. Ну что, разбежались? Темно уже. На «жигулях» прокачу, с ветерком. — Давай по маленькой. На посошок. — А по большой и не выйдет. — Игорь доплескал остатки по стаканчикам. |